Рецессия капитализма — скрытые причины. Realeconomik

То же относится и к ряду других относительно новых интеллектуальных услуг. Полезность для бизнеса, например, лоббистских услуг (их еще деликатно называют «взаимоотношения с государственными и общественными институтами»), равно как и того, что в современном бизнесе называют «пиар-менеджментом», а также значительной части рекламно-информационных и маркетинговых услуг, хотя и не может ни в коем случае быть отрицаема, все-таки очень сложна для количественной оценки и оценки производительности. То есть, конечно, с формальной точки зрения можно количественно оценить отдачу задействованных в такого рода деятельности экономических ресурсов (труда, капитала), особенно в тех случаях, когда они образуют независимый бизнес, связанный с другими контрактными отношениями. Однако если вдуматься в содержание соответствующей деятельности, то трудно отделаться от ощущения крайней условности категорий производительности и эффективности применительно к подобному бизнесу.

Пока такого рода услуги являлись в экономике маргинальными (а на протяжении большей части истории капитализма дело обстояло именно так), при анализе эффективности экономики ими можно было пренебречь, как, собственно, и делали мейнстримные экономисты. Однако в ситуации, когда доля дохода, извлекаемого из финансового и связанных с ним секторов, составляет в некоторых экономиках 10 % и более, от вышеприведенных соображений уже не так просто отмахнуться.

То же относится и к предприятиям нефинансового сектора, действующим преимущественно в сфере «новой», в значительной степени виртуальной экономики – производители премиальных, «брендовых» товаров и услуг, в издержках которых затраты на материальные компоненты и персонал играют незначительную роль, а также различного рода интеллектуального контента и развлечений. В силу того что большая часть доходов в этих сферах улавливается владельцами разного рода интеллектуальных активов, производительность базовых производственных факторов здесь не имеет существенного значения ни для производителей соответствующей продукции, ни для ее дистрибьюторов. Главное для них – условная производительность интеллектуального актива в виде права на товарный знак, объект искусства, авторство и т. п., способность которых приносить доход может зависеть от огромного количества факторов, в том числе совершенно случайных или произвольных. Естественно, подобного рода «производительность» по своей сути принципиально отличается от привычного для XX столетия понятия производительности основных факторов производства.

Одновременно, как уже отмечалось, этот растущий по своим размерам и значимости сектор, в котором понятия производительности и эффективности носят условный характер, оказывает все большее воздействие на остальную часть экономики. В результате получается, что чем выше доля «новой» экономики в структуре ВВП той или иной экономики, тем менее релевантными для нее становятся вопросы производительности и эффективности использования традиционных производственных ресурсов, их международной конкурентоспособности и т. д.

Это, кстати, ярко продемонстрировал и кризис 2007–2009 гг. При обсуждении антикризисных мер и их эффекта для экономики оказалось, что изменения в характере использования и производительности хозяйственных ресурсов в «реальном секторе» экономики имеют слабое отношение к действиям кредитных учреждений, инвесторов и потребителей в финансовом секторе, которые происходили по каким-то своим собственным правилам. В то же время именно эти действия оказывали и продолжают оказывать огромное воздействие на рыночную конъюнктуру и настроения участников самых различных рынков и вызывают масштабные перемещения покупательной способности и контроля над активами между отдельными экономическими агентами и целыми слоями населения.

2.2.2. Уменьшающаяся транспарентность

Процесс отрыва возрастающей части хозяйственной, в частности финансовой, активности от ее первоначальной базы в виде производительного использования материальных активов имеет и еще одно любопытное следствие – общее снижение прозрачности финансовых потоков.

Это кажется парадоксом, но последние годы наглядно показали, что, несмотря на провозглашенную крупным бизнесом цель достижения большей прозрачности и открытости, сегодня правительства еще меньше знают о реальном положении и финансовых потоках в крупных компаниях, чем это было, скажем, 40 или 50 лет назад.

Особенно это касается, конечно, компаний финансового сектора, уменьшению прозрачности которых способствовали быстрый рост масштабов этого сектора в последние десятилетия, усложнение взаимоотношений внутри него и рост технических возможностей менеджмента по проведению в чрезвычайно короткие временные отрезки огромного количества сложных сделок. Однако и в нефинансовом секторе реальная прозрачность, в отличие от формального объема отчетности, скорее снизилась.