Рецидив

Дождь вступил в зрелую фазу. Удовольствие кончилось, пора было прятаться. Я повернул обратно.

Длинные железные створки заводских ворот закрыты. Я пошел вдоль стены. Домá жались друг к дружке, в сыром воздухе витали ароматы капусты и шмурдяка.

Пойти к вокзалу или найти укрытие и заночевать здесь? Увязаться за каким-нибудь сорванцом или довериться судьбе в зале ожидания? Если ливень не прекратится, я сделаю мгновенный выбор.

На листве деревьев лежали бесчисленные капли дождя. Мальчик показал мне одну: его глаза и щеки отражались в ней, точно в выпуклом зеркале. Он передвинулся; лицо уменьшилось, быстро скользнуло по прозрачной округлости и остановилось у водной кромки. Веки моргнули. Затем зеркало опустело.

Паренек пошевелился, его лицо показалось вновь, искаженное и увеличенное. Вскоре я видел лишь светящийся кружок под коромыслом брови, похожий на светлую точку в глубине колодца, где тонет полуденный луч.

Не обращая внимания на мальчика, я взял каплю двумя пальцами и раздавил.

Желтый солнечный свет вдруг покраснел, затем посерел: луна в вышине налилась голубой кровью и поплыла.

Сад расцвел. В сумерках я различал узкие аллеи со склоненными ветвями. Я прошел через сад и добрался до фруктовых деревьев; стволы отбрасывали на траву тени, я их пересекал.

Я уткнулся в высоченную стену, но сумел влезть на нее и спрыгнул с той стороны. Скатился в заросли крапивы. Затем двинулся дальше. Кусты стали гуще. Я продолжал путь, раздвигая ветки. Колючки доходили до плеч, трава — до бедер.

Растительность поредела. Я спустился широким, цветущим склоном в долину, где текла река с ивами по берегам. Светило утреннее солнце. Я уселся на погруженный в воду корень.

Его лицо проступало сквозь рябь, и, наклонившись, я мог бы до него дотронуться. Но отпрянул. Тело мальчика опустилось на самое дно, стало крошечным и блестящим, как ракушка в стеклянном шаре. Затем его отражение размножилось во столько же раз, сколько дождевых капель на моем оконном стекле; переливаясь справа налево, отражение исчезло; я услышал, как парнишка сел в вагон. Я вышел из своего купе, чтобы встретиться с ним. В металлических стенках коридора не было никаких отверстий — ни окон, ни дверей: пропала даже дверь купе, откуда я только что вышел. Поезд тронулся. Мне захотелось сойти. Передо мной тотчас возникла дверь. Я спрыгнул. Паренек, разумеется, уже стоял на перроне.

Я рассеянно взглянул на раздатчиков поцелуев (сплошь дряблые, щекастые рожи с толстыми обвисшими губами) и в последний раз отправился в погоню за мальчиком. Я должен был окликнуть его, объясниться, но он удалился, исчез и

Мотоцикл внезапно газанул и обогнал мопед; обе машины пару секунд ехали наравне. Возможно, все трое переговорили.

Затем мотоцикл занесло на скользком шоссе, или же он умышленно врезался в другую машину, и та перевернулась вместе с водителем. Послышался краткий вскрик.

Мотоцикл затормозил. Пассажиры слезли, положили машину на обочине, подбежали к жертве, вытащили ее из-под мопеда и загнали его в заросли.

Пострадавшим оказался невысокий белокурый мальчик с тонким лицом, лет четырнадцати-пятнадцати. Двое подростков на мотоцикле подняли его за руки и ноги и отнесли в лес.

Миновав завод, я пошел по длинному проспекту, с деревьев капало после дождя. Вскоре они сменились зданиями, витринами, автомобилями. Еще немного, и показался вокзал.

По вестибюлю разгуливали холодные сквозняки. Я взглянул на табло отправлений и узнал, что до ближайшего поезда еще много времени. В зале ожидания никого не было — не считая молодого матроса, совсем еще мальчишки, дремавшего поодаль.

У него шла носом кровь, одежда порвалась, кожа местами содралась, но, похоже, никаких серьезных увечий. Нападавшие открыли рядом с киоском люк, и один туда проник. Второй, оставаясь наверху, помог ему спустить пострадавшего, а затем тоже спрыгнул. Люк закрылся.

Они принесли с собой электрический фонарик. В этом подвале округлой формы, с низким потолком и бетонным полом хранились железные стулья, кабели, приставные лестницы, канистры с бензином, метлы, лопаты и прочий дорожный инвентарь.

Они выдвинули стул и усадили пострадавшего.

Размотали несколько метров кабеля и привязали ступни мальчика к стулу; также обмотали его грудь и связали ему за спинкой руки.

Оглушенный падением мальчик стал приходить в себя, но глаза не открывал. Запекшаяся в ноздрях кровь мешала дышать, и он распахнул рот. Губы и подбородок покрывала корочка из кровяных сгустков, смешанных со слюной.

Двое других решили заткнуть ему рот носовым платком. Мальчик не мог дышать носом и тотчас начал задыхаться. Он громко пыхтел, мычал, отбивался, получил оплеуху и захрипел громче. После удара кулаком в челюсть он свесил голову и отключился.

Он вышел из вокзала вместе с матросом. Они углубились в лабиринт улочек и шагали довольно долго. Простая вывеска на подоконнике гласила: «Гостиница».