Ретт Батлер

Как бы ни было туго с деньгами, никто на плантации не голодал. Собранные дары лета хранились в погребе; ряды блестящих банок для консервирования, изготовленные по патенту мистера Мейсона[76], были заполнены персиками, ягодами, томатами и бобами.

Зарезали трехлетнего бычка, мясо засолили в рассоле, забили пятнадцать свиней и, просолив, подвесили в мясохранилище вялить. Окорока Уилла Бентина славились на всю округу, и на Рождество он сам развозил их по одному к столу дорогих соседей — «маленький подарок от Тары».

Хоть Уилл был полевым фермером, животных он любил больше. Как и миссис Тарлтон, он с ума сходил по лошадям. Любил коров и мулов, по-дружески относился к своим свиньям: Кабанчику, Коротышке, Девочке. Он прямо восхищался их полным свинством. Как-то Девочка приболела, так Бентин полночи просидел возле нее, истратив уйму скипидара.

Забой свиней в первый холодный день ноября был горькой радостью. Да, Уилл набил мясохранилище до отказа, но нa следующее утро не мог подойти к свиному загончику. Девочка уже не встретит его радостным хрюканьем и не ткнется пятачком в ноги.

По субботам, с утра, из Атланты приезжал Эшли. Он был благодарен Скарлетт за заботу о Бо и часто привозил ей небольшие подарки: вышитый батистовый платочек или баночку английских ирисок.

По словам Эшли, строительство замерло. Пилы лежат без работы, бревна посерели. «Кимболл-хаус» закрылся.

— Депрессия, — равнодушно пожимал он плечами.

— Боже мой, Эшли, — хмурилась Скарлетт, — и тебя это не волнует?

— Меня волнует, кого в понедельник утром я уволю следующим и как он будет кормить свою семью.

Эшли выпивал чашку кофе с Бо, Скарлетт и Розмари и проверял, чему сын научился за это время по книжке «Макгаффи-ридерз», но никогда не оставался выпить вторую спешил в Двенадцать Дубов, где поднимался на кладбище поговорить с Мелани.

Кроткая Мелани не разделяла горе Эшли. Она уверяла скорбящего мужа, что когда-нибудь они воссоединятся. Беседуя с ней, Эшли прибирал кладбище, выбрасывал сухие ветки за стену. В третий свой приезд он привез топорик, чтобы проредить заросли. Мелани всегда любила открывающийся отсюда вид.

Он ночевал в домике негра-кучера — как и в Таре, солдаты Шермана пощадили негритянские хижины. Это была единственная ночь в неделю, когда Уилкс спал безмятежным сном без сновидений.

Прежде чем уехать в Атланту, он немного задерживался в Таре, предаваясь воспоминаниям о прежних временах.

Порой Скарлетт с удовольствием слушала его звучный и нежный голос. Когда же она была не в духе, то напоминала Эшли, что ему пора на поезд.

В одно субботнее утро он приехал раскрасневшийся, с блестящими глазами. Скарлетт за столом сводила счета. Розмари сидела рядом и штопала.

— Я продал лесопилки, — объявил Эшли, — одному янки с Род-Айленда. Боже милостивый, у этого человека денег без счета!

Скарлетт поджала губы.

— Самые современные лесопилки в Атланте!.. Эшли, сколько он заплатил?

Глаза его стали серьезными.

— Мне много не нужно. Я возвращаюсь в Двенадцать Дубов. Буду жить в домике кучера.

Розмари сжала его руку.

— Как я рада, что вы будете нашим соседом! Но что вы там будете делать сами по себе?

— Я один не останусь! — ответил Эшли, — Найму старика Моисея — помните его? — а тетушка Бетси поможет мне по хозяйству. Приятно будет видеть их снова. Да, и еще есть Уилсон, содержатель конюшни в Джонсборо, — каждое лето туристы-янки обращаются к нему, чтобы проехать мимо наших «живописных развалин». Восстановлю сады. Уберем ежевику, дикий виноград, и старый фонтан снова заработает. Помнишь фонтан, Скарлетт? Какой он был красивый?

А сады станут памятником Мелани. Двенадцать Дубов — такие, какими были, какими задумывались. Мелани их очень любила.

— Мистер Уилкс, — улыбнулась Розмари, — у вас доброе сердце.

Скарлетт нахмурилась.

— Ты станешь пускать туристов в свои сады за плату?

— Ну, я не думал о плате. Хотя, пожалуй…

Неожиданно похолодало. Река Флинт замерзла, а в доме жарко топились печки. Розмари перенесла занятия вниз, и гостиную. Над желобом, откуда пили кони и где текла болee теплая ключевая вода, поднимался пар.

До Рождества оставалось четыре дня, когда Мамушка вернулась из мясохранилища в такой ярости, что едва могла говорить. Все сидевшие в это время за столом — был завтрак — обернулись к ней.

— Все уничтожили! Испортили! Там нечистый побывал! — Она прислонилась к раковине, переводя дух, — Цветные такого не сделают.

Скарлетт вскочила.

— Что случилось, Мамушка?

Та дрожащей рукой указала в сторону хранилища.

Когда дети побежали за ней, Скарлетт рявкнула:

— Элла, Уэйд, Бо — оставайтесь в доме! Розмари, Сьюлин, пожалуйста, присмотрите за ними!

Дверь домика, сорванная с верхней петли, косо болталась. Уилл Бентин отодвинул ее в сторону и с опаской ступил внутрь.

— Бог ты мой! — охнул он.

— О господи, Уилл! — закричала Скарлетт. Окорока были срезаны и валялись на грязном полу, напоминая мертвых младенцев. Бочки с засоленной говядиной были опрокинуты. Все было завалено кучами навоза.

В дверях замаячила Мамушка.

— Это не цветные!

— Мамушка, — огрызнулась Скарлетт, — я и так вижу!