Ретт прислал Элле изящную французскую куклу с фарфоровым личиком, Бо с Луи Валентином получили по паре коньков, а Уэйд, к своему восторгу и к зависти младших мальчишек, — однозарядный карабин, к предохранительной скобе спускового крючка которого была привязана записка: «Уэйд, доверяю Уиллу показать тебе, как из этого стрелять. Если ты будешь хорошо себя вести и научишься метко стрелять, мы с тобой вместе поохотимся, когда я вернусь домой».
В ящике еще был золотой кулон для Розмари, а для Скарлетт — шляпа зеленого бархата, точно подходившая по цвету к ее глазам. Хотя там не нашлось никакого письма или записки для нее, сердце Скарлетт подпрыгнуло от радости.
Даже когда Элла опрокинула свою кружку с пуншем, улыбка не исчезла с губ Скарлетт.
Снег все падал, и мальчики выбрались на крыльцо, где принялись шумно кататься на ногах с одного конца до другого. Эшли принес детям небольшие подарки, а Уилл подарил Сьюлин вязаный красный ночной колпак. Лишь к полуночи Розмари удалось отправить бурно протестующих детей наверх спать. Позевывая, ушли и Уилл с женой, натянувшей его подарок на голову.
Эшли сидел у камина.
— Какой чудный вечер.
Помолчав, он продолжил:
— Скарлетт, случается тебе тосковать по старым временам, теплу, веселью?
— Как на барбекю в Двенадцати Дубах, когда я призналась тебе в любви, а ты мне отказал? — дразня, ответила она. Взяв кочергу и привстав на колено, Эшли поворошил огонь.
— Я был обещан Мелани…
— Ох, Эшли, фидл-ди-ди, — довольно добродушно отозвалась она.
Но когда он поднял свой взор, Скарлетт увидела в его глазах сполохи хорошо знакомого ей огня и резко выпрямилась.
— О, я совсем забыла, который уже час!
Боже, что Эшли достает из кармана? Неужели коробочку с кольцом?.. Скарлетт вскочила с кресла.
— Эшли, я совершенно без сил. Тяжелый был день…
Пожалуйста, захлопни за собой дверь, когда будешь уходить, ладно?
— Но, Скарлетт!
Однако она уже взбежала наверх и закрыла дверь в свою комнату на ключ.
Господи, стоит только Ретту прознать об этом, он решит, что они с Эшли… И никогда не вернется домой!
Уэйд унес новенький карабин к себе, но мать забрала записку Ретта к сыну и теперь, раздеваясь перед сном, ее перечитывала. Муж писал:
Яркие звезды освещали снежную пелену, блестящую, словно неснятые сливки. Лошадь Эшли медленно брела домой. Где-то в лесу с резким хлопком, похожим на выстрел, треснуло от мороза дерево. Эшли плотнее закутался в пальто из шкуры бизона.
Он шептал, обращаясь к Мелани: «Сердце мое, говорил я тебе, что не получится. Ты думаешь, я нуждаюсь в уходе, но Скарлетт не из тех, кто склонен заботиться о взрослых мужчинах. Ну и лицо у нее было, когда она поняла, что я собираюсь сделать ей предложение… О Мелли!»
Его смех громко разнесся вокруг. Копыта лошади похрустывали по снегу. «Наше первое Рождество врозь, дорогая Мелли. Эшли и Мелани Уилкс. Разве не были мы самыми счастливыми людьми на земле?»
Бревенчатая хижина конюха окнами выходила на заброшенный сад Двенадцати Дубов. Эшли отскоблил с песком сосновый пол, побелил бревна и повесил над камином саблю дяди Гамильтона времен Мексиканской войны.
Встав на колени, он разжег очаг. Теперь можно посидеть у огня. Ему столько нужно было поведать Мелани.
Той ночью Бу не лаял, и Уилл Бентин спокойно npocпал подле жены всю ночь. Кисточка нового колпака Сьюлин щекотала ему нос.
В январе потеплело, и снег отступил в тень. Флинт-ривер помутнела и забурлила, ее стало слышно от самого дома. Но когда река вновь замерзла, подтаявший снег превратился в блестящую корку, на которой легко можно было поскользнуться; поэтому все, кому не требовалось выходить наружу по неотложным делам, сидели дома у камина. Каждое утро Большой Сэм колол дрова, а Уэйд приносил их в комнаты.
Уилл Бентин обошел все дома фермеров и хижины белых бедняков на двадцать миль вокруг. Кто держал обиду на обитателей Тары? Не хвастал ли кто «подвигом» разорения мясного склада? На рынке в Джонсборо кто-то сказал Тони Фонтену, что тут, должно быть, замешан Клан. Уилл усомнился.
— Клану крышка, Тони. Да и прежде ККК демократов не трогал.
С сеновала конюшни видно было дальше всего, поэтому, когда растаял снег и всадники чаще стали появляться по дороге в Джонсборо, Уилл затащил на сеновал старый тюфяк и несколько одеял.
Сьюлин считала, что Уилл лишь зря тратит время, поскольку разорители «уже позабавились».
— Медовичок ты мой, — отвечал ей муж, — мне бы очень не хотелось каждый раз, когда Бу поднимает лай, будить себя.
На что Сьюлин заявила: случись что с Уиллом — она ему этого ни за что не простит.
Тем вечером Большой Сэм лишь глянул на люк сеновала, но туда не полез:
— Простите, мистер Уилл. Не дело цветному таким заниматься.
— Увидимся утром, Сэм.
Не совсем понимая перемены порядков, Бу сначала улегся возле конюшни, но примерно через час встал, потянулся и возобновил свой ночной обход.
Луна заливала светом застывшую землю. Ночь стояла безветренная. Завернувшись в стеганые лоскутные одеяла, Уилл спокойно проспал до утра.