Ретт Батлер

— Каждую ночь мы с Руфи будем молиться за вас, мисс Розмари, — пробормотал Тунис.

Он помог беременной жене сесть в повозку, и они уехали. Розмари взглянула в лицо брата.

— Как я была слепа, Ретт, как ужасно слепа! Мне хотелось того, что не положено, и я потеряла столько драгоценных часов, которые могла бы провести с ребенком и мужем…—

Она остановилась, чтобы перевести дух, — Брат, ты не должен повторять мою ошибку. Обещай мне… обещай, что кое-что для меня сделаешь.

— Все, что угодно.

— Ты любишь Скарлетт О'Хара, — Она прижала мягкие пальцы к губам Ретта, — Прошу тебя, Ретт, хотя бы для разнообразия, не нужно цинизма и насмешек. Ты любишь ее, и мы оба это знаем. Ретт, нельзя быть выше любви. Отправляйся к Скарлетт сейчас же. И будь с ней так же честен, как всегда был со мной.

Обернувшись к повозке, Розмари взяла сверток в пергаментной бумаге. Отвернув уголок, показала ярко-желтую шелковую ткань. Это был прелестный шарф, который Ретт подарил ей много лет назад.

— Любимая вещь Мэг. Она заворачивалась в него и притворялась птичкой или бабочкой. И шарф развевался за ней, когда она бежала, как… крылья ангела…

— Розмари, я не могу это взять.

— Можешь, брат. Нам, Батлерам, никогда не везло в любви. Мы любили или слишком поздно, или как-то неправильно, или не любили вовсе. Подари этот шарф Скарлетт. Много лет назад он доказал мне твою любовь. А всю свою детскую любовь в него вложила моя бедная Мэг. Прошу тебя, Ретт, подари его женщине, которую любишь.

— Розмари, вы с Джоном…

— Теперь ты ничего не можешь сделать для нас.

— Я бы хотел…

— Я знаю, что бы ты хотел. Ступай. В пять часов у тебя поезд.

Ретт поцеловал сестру. И пошел в город.

Через двадцать минут на вокзале начальник военной полиции не желал пропустить Ретта к поезду, отправляющемуся в Джорджию, пока тот не показал ему пропуск Руфуса Буллока*.

— Сэр, есть место в вагоне для офицеров.

Поскольку Ретт изучал артиллерийское дело в Пойнте, он оценил рассказ майора артиллерийских войск о Чикамугской битве**, и, когда Батлер достал из саквояжа бутылку рома, майор решил, что этот гражданский не так уж плох.

Пока их поезд наперегонки с солнцем двигался на запад, Ретт с майором и еще два младших офицера сели играть в покер.

К ночи Ретт вытряс из них все до цента, но это были деньги Конфедерации, и угрызений совести он не испытывал.

На следующий день, когда поезд въехал в Джорджию, девятнадцатилетний лейтенант — «Билокси, Миссисипи, родился и вырос там, мистер Батлер» — сказал:

Мы сейчас порядком бьем янки; почти повсюду. Северяне не выдержат таких потерь, как в Чикамугской битве, еще парочка боев, и старик Линкольн пойдет на примирение.

Глядя в исполненное надежд лицо лейтенантика, Ретт почувствовал себя тысячелетним старцем.

Поезд встал в Огасте на запасном пути.

Привыкшие к задержкам, офицеры устремились в ближайший салун, а Ретт отправился в офис компании «Сазерн экспресс», где и нашел Руфуса Буллока.

Буллок прибыл на юг еще до войны заведовать железнодорожной компанией Адамса. Когда он, обходительный и уравновешенный, проезжал по Мэйн-стрит, респектабельные жители Джорджии чувствовали, что именно такого человека им нравится видеть здесь, несмотря на то что Буллок янки. Когда началась война, «Сазерн экспресс» отделился от своего северного родителя и Руфус Буллок стал президентом новой компании.

Вскоре он уже координировал работу телеграфа и отправку военного жалованья. Поскольку ответственности у него прибавилось, Буллок возглавил управление железных дорог Конфедерации и получил звание подполковника. Тем не менее он никогда не ходил в форме; война для него была тем же бизнесом.

С уверенностью старого знакомого Ретт выставил бутылку на стол Буллока.

— Господи, Ретт, где вы это нашли?

Багамский ром. Двадцать лет выдержки в деревянных бочках. Без вашего пропуска, Руфус, я бы не выехал из Нирлстона.

Бутылка скрылась в ящике.

— Руфус Буллок понимает, что вы в последнюю поездку привезли снабжение для армии, Ретт. Руфус спросил себя: «Какую выгоду может иметь Ретт Батлер с военных поставок?» — довольно захихикал он.

— Я ныне другой, Руфус. Больше никаких прорывов блокады. Когда Джон Хейнз снова сможет думать о деле, надеюсь, он тоже выйдет из бизнеса.

— Слышал, у него дочь погибла. Вот трагедия.

— Да. Руфус, посадите меня на поезд в Атланту.

— Здесь даже Руфус Буллок не в силах помочь. Все имеющиеся у нас вагоны забиты продовольствием.

— Руфус, я вас знаю. Для вас нет ничего невозможного.

Ретт ехал в локомотиве вместе с мистером Бейтсом, угрюмым машинистом, и огромным молчаливым негром-кочегаром.

Когда они выехали из Огасты, солнце уже садилось. Ретт устроился наверху тендера[34] и, растянувшись на поленьях и подложив руки под голову, пытался вспомнить, что Тунис Бонно говорил ему о любви — давно, неужели шесть лет назад?

Друзья встретились в доках Фрипорта впервые после того, как Ретт уехал из Низин, и, отправившись в ближайший кабак, принялись опустошать его запасы.

Ретт из уст Туниса наверстал упущенное относительно событий в Чарльстоне.

— Твоя сестра превратилась в крепкую, симпатичную молодую женщину.