Ретт Батлер

Людям Раванеля критика майора Уилкиса пришлась не по душе, офицеры пренебрежительно называли его «чрезмерно сентиментальным сельским аристократом». Пришлось тому покинуть бригаду, и Джейми Фишер отправился провожать его на вокзал. Хотя Джейми и не осуждал действия Эндрю столь открыто, как Уилкис, они и его коробили. «Война стоила полковнику потери многих друзей», — сказал Джейми майору.

Но Эшли Уилкис только покачал головой — совершенно неправомерная отговорка.

— Эндрю хороший человек, — произнес Джейми, — Все его любят.

— Иногда тех, кого проще всего любить, труднее всего уважать, — ответствовал Уилкис.

Слава Эндрю Раванеля все росла, хотя ветераны и изматывали коней, стремясь повторить прежние победы, давшиеся тогда несравненно легче. И на риск, который всего год назад показался бы неоправданным, шли не задумываясь.

Командующий армией Теннесси генерал Брэкстон Брэгг был горбатым придирой с густой бородой и сросшимися бровями. У Брэгга неважно обстояли дела с желудком и с нервами, да вдобавок его одолевали столь болезненные чирьи, что он с трудом сидел в седле. Словом, генерал Брэгг являл собой живое доказательство справедливости теории, что несчастье всегда отыщет того, кто лучшей участи не заслужил.

И вот этот Брэгг решил направить полковника Раванеля в Атланту и Чарльстон, где патриотично настроенные жители были бы рады приветствовать героя-конфедерата, с напутствием: «Сэр, вы ни на минуту не должны забывать, что представляете Брэкстона Брэгга; вы мой личный эмиссар!»

Стоило им покинуть штаб, как Джейми сказал:

— Боже мой, Эндрю, только подумать: ты теперь личный эмиссар Брэгга! Разве не распирает тебя чувство гордости?

Джейми расхохотался, а Эндрю ткнул его в бок.

После чего Джейми помог собраться в дорогу, снабдив друга новой шляпой взамен испорченной в Эллсворте.

Тебе понадобится перо, для дам.

Ни к чему мне перо, Джейми. Ты для меня — лучшее украшение.

Передай мою любовь сестренке Шарлотте, — беззаботно ответил тот.

Подчиненные полковника Раванеля с интересом следили за его перемещениями.

Сестра капрала написала брату из Атланты: «Полковник Раванель привел своего негра-музыканта, чтобы поухаживать за вдовой Чарлза Гамильтона, но она дала ему от ворот поворот. Теперь все над ним потешаются».

Кавалеристы порадовались, что полковник не изменяает своим привычкам, однако еще больше им понравилось, что его тактика не сработала. Сами-то они не видели жен с прошлой весны.

А квартирование у миссис Хейнз послужило почвой для новых шуток.

Старшина изображал в лицах: «Как это два часа недостаточно долгое знакомство? Обычно мне хватает десяти минут».

Вернулся Эндрю из Чарльстона на удивление посерьезневшим. Скабрезные шутки раздражали его, обычных собутыльников он избегал. Кассиус перешел на исполнениие сентиментальных баллад.

Когда же Джейми спросил о том, как обстояли дела со вдовушкой в Атланте, Эндрю Раванель ответил:

— Лучше уж нос к носу сойтись с целой дивизией янок, чем со Скарлетт О'Хара Гамильтон. «Полковник Раванель. Уходите и забирайте свой оркестр с собой!»

Так Кассиуса переименовали в Оркестр Эндрю.

Эндрю расспрашивал брата Шарлотты: какой она была в детстве? Была ли она на бегах в тот день, когда он поцеловал при всех Розмари Батлер на ипподроме? «Я так был зол на Лэнгстона Батлера, так унижен, что мог пойти на любое безрассудство, лишь бы ему насолить!»

Джейми думал, что Эндрю понадобится время, чтобы войти в роль верного мужа, но был приятно удивлен, когда дамам, желающим развлечь «прославленного полковника Рананеля», было отказано с улыбкой и словами: «Мадам, не будь я женатым человеком, не мог бы поручиться за вашу честь».

Джейми же Эндрю сказал:

— Шарлотта заслуживает лучшего мужа.

А в другой раз в задумчивости поделился:

— Джейми, если мне суждено стать отцом, молю Бога, чтобы у меня это вышло лучше, чем у Джека.

Те газеты, что недавно пели хвалу полковнику Раванелю, теперь начали высказывать критику в его адрес. «Чарльзстонский Меркурий» задавался вопросами насчет Эллсворхта: «Когда офицер федеральных войск разгуливает по улице в похищенной у полковника шляпе, Раванель выглядит не слишком доблестно».

Шарлотта писала Джейми: «Прошу тебя, не позволяй Эндрю делать глупости. Боюсь, мой любимый супруг считает себя недостойным меня и того ребенка, что должен появиться на свет. Как бы он не пустился в какую-нибудь авантюру, чтобы подправить свою репутацию, которая и без того сияет, будто полуденное солнце! Пожалуйста, Джейми, постарайся сберечь Эндрю для меня!»

Пять недель спустя, в марте, ближе к вечеру, стоя под моросящим дождем на холме неподалеку от Поммери в штате Огайо, Джейми Фишер рассуждал о церковных колоколах:

— Как я мог считать их звон приятным? Правда, в прежние дни семейства чинно прогуливались по Митинг-стрит…

Полковник Эндрю Раванель разглядывал в подзорную трубу селение, где заполошно, словно гоготало целое стадо перепуганных гусей, трезвонили сейчас колокола: «Тревога! Тревога! Мятежники идут! Тревога! Тревога!»

Стоило им замолкнуть, как издалека подхватывали начатый звон колокола других окрестных селений.