— Я уже сломал тебя. Сломал в той ванной, когда засунул в тебя свой член. Ты пыталась бороться с этим, но ты знала, что это была проигранная битва, не так ли? Я видел тебя в том подвале в баре. Наблюдал за тобой. Я видел, как тебе было больно, когда он трахал тебя. У вас был такой вид, будто вы пытаетесь разорвать друг друга на части. Правда в том, что, когда он внутри тебя, ты видишь, как я склоняюсь над тобой. Тебе нужна эта боль. Ты жаждешь унижения. Ты хочешь, чтобы тебя унижали, били, пинали и плевали на тебя. Это все, что ты теперь знаешь. Это разъедает тебя изнутри, как чума.
Я съеживаюсь от этих слов. Это неправда. По крайней мере, не все из этого. Когда я с Алексом, он — все, что я вижу. Но насилие, которое я пыталась спровоцировать, когда мы должны были источать только нежные прикосновения...
— Псих, — я не знаю, кого имею в виду — его или себя.
Его глаза ярко блестят в темноте, переполненные весельем.
— Возможно. Но ведь это не значит, что я ошибаюсь, да?
— Ты сам не знаешь, о чем говоришь.
— Конечно, знаю. В той ванной я показал тебе единственную настоящую любовь, которую ты когда-либо знала.
— Это была не любовь. Это была ненависть.
Джейк невозмутимо садится на пятки и пожимает плечами.
— Ненависть. Любовь. Они сводятся к одному и тому же. Они ведь построены на одном фундаменте, не так ли? И то и другое — семена, посеянные в наших сердцах. Ты можешь попытаться накормить только одного из них, но это не имеет никакого значения. Одно будет процветать рядом с другим. Не имеет значения, что ты приносишь к свету, а что прячешь в темноте.
— Ты ошибаешься, — хриплю я. — Никто никогда не любил тебя. Как... они могли это сделать? Невозможно любить что-то настолько извращенное и... отвратительное. Даже твоя собственная мать не могла заставить себя не игнорировать тебя.
Разговоры о его матери не принесут мне никакой пользы, но... месяцы назад, когда он прижимал меня и насиловал, я не думала, что он собирается убить меня. Обидеть и унизить — да. Он собирался навязаться мне и потом посмеяться над этим. Но в какой-то момент я поняла, что выйду живой из той ванной. Сегодня у него на уме совсем другое. Он планирует издеваться надо мной, а потом отнять у меня жизнь. Он так много рассказал мне в тех текстовых сообщениях. Это ясно видно по его глазам, здесь, в тени раздевалки мальчиков, куда он принес меня, когда я была без сознания. Я не выйду из этой холодной, сырой комнаты, пропахшей потом, так что, к черту все это. Я буду дразнить и противодействовать ему. Если это мои последние мгновения на этой земле, то я не буду тратить их впустую, съеживаясь, как испуганная, раненая маленькая птичка.
Джейк хочет попробовать мой страх на вкус. Я отказалась дать ему это, когда он грубо раздвинул мои ноги и вошел в меня на той вечеринке, и с тех пор он не может смириться с тем фактом, что я бросила ему вызов и отказала. Он думает, что сегодня вечером это будет исправлено. Он гораздо больше меня. Сильнее. Он думает, что сможет сдержать угрозу еще большей боли для меня, пока я не сломаюсь и не подам топливо, которого он жаждал уже несколько месяцев. Но он ошибается.
Боюсь ли я умереть? Да. Тысячу раз — да. Но более того, я сожалею, что не увижу, что будет дальше. Все те места, которые я еще не исследовала. Все те жизненные события, которые я не проживу. Я никогда не узнаю, каким человеком станет Макс. Никогда не узнаю, смогут ли мои родители снова обрести счастье. А Алекс... Алекс будет жить дальше без меня. Как только вся боль и гнев утихнут, и настанет день, когда мир вокруг него больше не будет чувствоваться разрушенным, когда он проснется, и боль будет чувствоваться немного меньше. Когда-нибудь появится какая-нибудь девушка, которая заставит его чувствовать то же, что и я, и это... Боже, мне больно, так сильно, что я не могу это вынести, но это хорошо. Он заслуживает того, чтобы быть счастливым, после всего того дерьма, через которое он прошел. Так что я могу это сделать. Я могу провести следующие несколько часов с Джейкобом Уивингом, и я могу быть уверена, что он никогда не получит от меня то, что хочет. Он будет гнить в тюрьме за то, что собирается сделать. Он проведет эти долгие дни и еще более долгие ночи за решеткой своей камеры, так и не одержав надо мной победы.
Пошел. Он.
Губы Джейка раздвигаются, обнажая идеальные зубы за двадцать тысяч долларов. Мой вызов проникает ему под кожу. Он сжимает мои волосы, поднимаясь на ноги, и у меня нет другого выбора, кроме как следовать за ним, сдерживая крик, когда я изо всех сил пытаюсь встать. Прежде чем лишить меня сознания, он бьет меня. Выворачивает руку назад и бьет, отдавая каждому удару все свои силы. Он сбивает меня с ног только для того, чтобы за волосы поднять обратно, чтобы снова сбить с ног, и когда наконец оставляет меня на земле, дезориентированную и истекающую кровью, он пинает меня ботинками по ребрам. Пинает до тех пор, пока мы оба не чувствуем, что мои кости раскалываются, а потом он ударяет меня еще раз. Я никогда раньше не испытывала такой адской боли.