Реваншист

В отеле мы с Юрой, не сговариваясь, стали разбирать покупки, выкладывая их на кровати. Итак, что имеем? Шубка белая из искусственного меха – одна. В Германии такие носят исключительно турчанки – дешевка. Что сделаешь, нет у меня денег на норковую. В СССР и искусственная сойдет за последний писк. Тем более что к шубке прилагается белый берет из мохера и белые же сапоги. Последних в Минске вообще ни у кого нет – в СССР не выпускают обувь такого цвета. И из-за границы не завозят – непрактичная. Но нам на это плевать. Минск обзавидуется. Это не все. Лиле предназначены белая «водолазка» и джинсовое платье-клеш без рукавов. Можно носить летом, а можно и зимой, поддев под него ту же водолазку. Теще и Маше по мохеровой кофте; первой – черного, второй – светло-коричневого цвета. Мужчинам семьи Девойно и отцу – джемперы с треугольным вырезом спереди. Акрил с добавлением шерсти, рисунок – разноцветные ромбы. У каждого – разный. Будут надевать по праздникам, вызывая завистливые взгляды соседей. Заграница… Самое смешное, что стоило все это недорого – синтетика. Плюс я потребовал и получил скидку за оптовую покупку. Послезнание рулит. Себе я выбрал джинсовый костюм и коричневые ботинки. В СССР буду выглядеть модно.

– Ого! – раздалось за плечом. Я повернулся. Юра смотрел на разложенное богатство во все глаза.

– Семья у меня большая, – сказал я.

– Сергей… – Он смутился.

– Деньги потратил? – сообразил я.

– Ага! – вздохнул он. – Оставил тридцать марок на всякий случай, а потом увидел кофточку…

– Девушке?

– Маме. Она меня одна растила. Отец умер, когда мне было четырнадцать.

Я достал из кошелька и протянул ему банкноту в 50 марок. Он радостно зажал ее в руке.

– Я отдам! В Москве.

– Не нужно! – сказал я. – Заберу коньяк, и мы в расчете.

– Согласен! – обрадовался он. Еще бы. «Двин» в СССР стоит чуть более 20 рублей за бутылку. Поменять их на марки по курсу один к одному – неслыханная удача. Хотя Госбанк СССР считает иначе. Он за марку дает 36 копеек. Только кто ж ему по такой цене продаст? На черном рынке марка стоит 2,5 рубля, да еще попробуй найди. За нелегальную торговлю валютой в СССР статья – вплоть до расстрела…

Ужинали по-прежнему компанией. В этот раз закуска была скромнее – привезенная с собой колбаска и хлеб. Плюс вареные яйца. Жареных куриц съели вчера, спиртное почти все выпили. На столе стояли бутылка водки и «Двин». Коньяк, естественно, мой. Пить не хотелось, но Панкина следовало угостить – ему «Двин» нравится. С председателем правления ВААП нужно дружить.

За ужином мы просмотрели выпуски новостей. Пресс-конференцию и вправду крутили по всем каналам. Вертящий головой журналист вызвал восторг у фронтовиков.

– Так ему и надо, фашисту! – заключил Юрий Васильевич. – А то взяли моду через губу разговаривать. Забыли, кто на рейхстаге расписался.

– Кстати, Сергей, – сказал мне Панкин, – Циммерман звонил, просил передать тебе, чтобы завтра нашел его на выставке. Похоже, им твое предложение понравилось.

Вот что «Двин» животворящий делает! А ведь мог и не сказать. Телефон в номере только у Панкина. Фронтовики уставились на меня.

– Сказку хочу для них написать, – объяснил я.

– А-а… – протянул Григорий Яковлевич, и оба писателя утратили ко мне интерес. Сказки им неинтересны. Они остались на той на войне, так же как и другие представители «лейтенантской» прозы. На наших пядях и крохах. О том пишут и будут писать…

Тот самый длинный день в году
С его безоблачной погодой
Нам выдал общую беду
На всех, на все четыре года.
Она такой вдавила след
И стольких наземь положила,
Что двадцать лет и тридцать лет
Живым не верится, что живы…[24]

Лучше не скажешь…

* * *

Циммерману на следующий день я вручил полиэтиленовый пакет с «Двином». Пакетом я разжился на ярмарке. Их раздавали в качестве сувениров на ряде стендов, чем наша делегация охотно пользовалась. В СССР это подарок, да еще какой!

– Здесь любимый коньяк Черчилля, – сообщил я удивленному немцу.

– Правда? – не поверил он.

– Можете заглянуть в «Британику». В статье о Черчилле это есть.

– Данке, – сказал он, – но я понимаю, что вы пришли сюда не за тем. – Он улыбнулся. – Перейдем к делу. Ваша идея вызвала споры у моих подчиненных, но я решил попробовать. «Экстрасенс» после беседы с журналистами пойдет хорошо, и можно надеяться, что новая книга автора вызовет интерес. Тираж небольшой, гонорар – две с половиной тысячи марок. Устроит?

– Да, – сказал я. – Но с одним условием. Со всего, что свыше этого тиража, – тридцать процентов автору от оптовой стоимости экземпляра. И мою долю перечислять в немецкий банк.

– А вы самоуверенны! – хмыкнул он. – На какой тираж вы рассчитываете?

– Два миллиона. Это в Германии. В остальных странах раз в десять больше.

– Однако! – охнул он.