– Врачом. Я не убивал русских, герр Девойно. Я их даже спасал. Иногда в наш госпиталь привозили раненых русских офицеров. Но о том, что делали в России наши солдаты, я знаю. Поэтому не хожу на собрания ветеранов. Мне неприятно вспоминать… – Он помолчал. – В тысяча девятьсот пятьдесят третьем я вернулся в Германию. Разоренная войной страна, нищета. Платили мало. Но у меня был план. На войне я провел сотни ампутаций, поэтому знал: калекам понадобятся протезы. Их оплачивало государство, оно продолжает делать это и сейчас. Спрос постоянный. Протез со временем изнашивается, его нужно менять. Отличный бизнес! – Он усмехнулся. – В русском лагере я познакомился с замечательным инженером, рассказал ему об идее. Курт согласился стать моим компаньоном. Мы разработали модели легких и удобных протезов. К тому же они оказались дешевыми. Государство их охотно закупает. У нас с Куртом сеть мастерских. Недавно я передал дело сыну, оставив себе этот магазин. Жена моя умерла, и мне скучно сидеть дома. В магазин приходят калеки, мне интересно с ними общаться. Вот и русского писателя встретил. – Он улыбнулся.
– Спасибо, герр Байер! – сказал я.
– Не стоит, – махнул он рукой. – С удовольствием сделал бы вашей фрау протез. Но для этого ей нужно приехать сюда.
– Заочно не получится? – спросил я.
– Как вы сказали? Заочно? – Он задумался. – Если произвести точные замеры…
– По первой профессии я слесарь-инструментальщик, – сказал я.
– Гм! – Он окинул меня испытующим взглядом. – Можно попробовать. Подогнать по высоте труда не составит – опорная труба регулируется. Стакан для культи сделать с амортизирующими вставками. Поставить ремни для крепления на ноге… – бормотал он, подняв взгляд к потолку. – А что? Может получиться. Вот! – Он вытащил из-под прилавка несколько листков. – Произведите все необходимые замеры и впишите данные в нужные клетки. Пришлите их мне. Адрес – внизу. Готовый протез вышлю по почте.
– Данке! – Я забрал листки. – В будущем году в издательстве S. Fischer Verlag выйдет моя книга. Аванс я уже получил. Со второй выплаты попрошу заплатить вам за работу. Выпишите счет.
– Не нужно, – сказал он. – Еще марка, и вы мне ничего не должны. Мне будет приятно помочь русской медсестре. Мы были по разные стороны фронта, но все же коллеги. И я не забыл русских женщин, носивших нам еду. Не могу отблагодарить всех, но пусть хоть одной станет легче. Я стар, герр Девойно, а с возрастом становишься сентиментальным. Вам это трудно понять.
«Отчего же!» – подумал я, но возражать не стал. Отсчитал немцу две марки и на прощание пожал руку. По-моему, он это оценил.
Последующие дни пролетели быстро. Фронтовики провели дискуссию с немецкими писателями – откровенно и жестко. Когда один из немцев вспомнил бомбардировку Дрездена, микрофон взял Григорий Яковлевич.
– Я помню это событие, – сказал, нахмурившись. – О нем сообщило Совинформбюро. В ту пору моя часть воевала в Германии. Знаете, какой была наша реакция? – Он помолчал. – Мы радовались. Потому что за нашими спинами лежали сожженные и разрушенные советские города. Могилы миллионов замученных немцами мирных жителей. Женщин, детей, стариков. Так что – да, радовались[25].
Зал на мгновение притих, а затем взорвался аплодисментами…
К микроавтобусу, отвозившему нас в аэропорт, я вышел с чемоданом, с примотанными к нему костылями.
– Это еще что? – удивился Юрий Васильевич. – Для кого?
Я сказал.
– Видишь, Гриша, – сказал фронтовик, – какую молодежь мы вырастили? А ты говорил: «Клоуны». Он свои марки не на шмотье для девок потратил, а на костыли для фронтовички. Помнишь, как сестрички нас вытаскивали?
Григорий Яковлевич смутился и ничего не ответил. Я почувствовал себя неловко. К счастью, подошел автобус, и мы стали рассаживаться.
В Шереметьево таможенники покосились на костыли, но досматривать не стали. Панкин им что-то сказал, и они увяли. Но все эти мелкие неприятности забила реакция Дина Аркадьевны.
– Ну, Сережа, ну, молодец! – радовалась она, опробовав покупку. – Такие легкие и удобные! И упор под локти. От старых у меня мозоли под мышками. Не знаю, как благодарить.
– Я вам и протез заказал, – сказал я.
– Как? – поразилась она.
– Нужно только обмерить ногу и заполнить форму. – Я показал листки. – Отправить это в Германию, там сделают. Готовый протез вышлют по почте. Подогнать, если что, можно на месте. Работу оплатит Красный Крест, – соврал я. – И костыли – тоже. Мы с ним договорились.
Про Красный Крест я придумал в пути. Не примет Дина Аркадьевна подарок от немца. Гражданин СССР – человек гордый. В 90-е наши нищие старики – малолетние узники нацистских концлагерей будут выстраиваться в очереди за выплатами из Фонда взаимопонимания и примирения, вытряхнутого из Германии по инициативе белорусских дипломатов[26]. Но к тому времени СССР уже не будет. Гордость умирает, когда есть нечего.
– Ну, Сережа! – покачала она головой. – Ну, орел! Тебе бы дипломатом работать.
– Писателем мне больше нравится, – сказал я и достал красочный проспект. – Ваш протез будет выглядеть так.