Ревейдж

Затем глаза женщины затрепетали. Она затаила дыхание, когда ее тело замерло. Густой румянец окрасил ее щеки и грудь. Громкий крик вырвался из ее горла. Когда я почувствовал, как вход в ее киску сжимается, ища мой член, прилив тепла захватил меня в плен, пока я не взревел в освобождении. Свет вспыхнул у меня перед глазами, когда я кончил сильнее, чем когда-либо по приказу Госпожи. Я боролся за дыхание, когда, бросив взгляд вниз между ног маленькой грузинки, увидел, как мое освобождение покрывало ее внутреннюю сторону бедер. Я все смотрел и смотрел на это зрелище. Волна обладания прокатилась по моему телу.

Я оставался неподвижным, не зная, смогу ли когда-нибудь снова пошевелиться, когда почувствовал, как ее рука стала гладить длинный шрам на моей правой щеке. Я откинул голову назад. Даже при этом резком движении она не убрала свою руку. Я сглотнул и увидел, как ее палец снова начал двигаться вниз по моему лицу, следуя по пути шрама к его конечной точке, на моей груди.

Я ослабил хватку на ее бедрах. Затем она села на мой размягчающийся член. Мое сердце забилось быстрее, чем когда-либо, когда она накрыла мою руку своей. Мои брови опустились в замешательстве, когда она своей маленькой ручкой подняла мою руку и поднесла к центру своей груди. Ее глаза не отрывались от моих, когда она взяла под контроль мой указательный палец и провела им по своей коже, пока он не остановился на ее плече.

Женщина моргнула. Затем снова моргнула, пока не прижала подушечку моего пальца к своей коже и молча начала двигать мой палец по кругу. Мое дыхание остановилось, когда я понял, что чувствую грубую кожу шрама на ее плече. Я глубоко вздохнул, и она переместила мой палец на другое плечо, повторяя действие.

Она смотрела на меня так, словно хотела что-то сказать, но ее рот оставался закрытым, а губы неподвижными. Наконец, она направила наши соединенные руки к третьему шраму, который, как я знал, был у нее на бедре.

На этот раз, пока мой палец касался ее кожи, она прошептала:

— У нас обоих есть шрамы.

Мою кожу покалывало от понимания в ее голосе. Она говорила со мной. Ни сквозь меня, ни приказывала мне. Она говорила со мной. Как будто я был кем-то, с кем стоит поговорить.

Как будто я был человеком. Не чудовищем — убийцей.

Она ждала моего ответа. Ее кожа постепенно возвращалась к своему оливковому оттенку от вспыхнувшего красного.

Не зная, что сказать, я просто кивнул.

Мимолетная улыбка коснулась ее губ. И спираль, туго стянутая в моей груди, начала ослабевать.

Опустив глаза, она посмотрела на меня сквозь длинные черные ресницы и сказала:

— Мы оба страдали.

Мои ноздри раздулись, а пульс участился, когда она добавила:

— Я думаю, мы с тобой не такие уж и разные.

Мои губы приоткрылись, когда она произнесла эти слова, и поток воздуха вырвался из моего рта. Ее палец снова двинулся вверх по шраму. Затем она внезапно провела нашими руками по моему номеру на груди.

Ее черные брови сошлись вместе, когда она обвела каждый номер. Дойдя до конца цифры «4», она посмотрела на меня с печалью на лице. Затем спросила:

— Как тебя зовут? — Только на этот раз она говорила не по-грузински. Вместо этого она говорила на идеальном русском языке.

Вопросы кружились в моей голове, пока она говорила со мной на моем родном русском языке. Госпожа и Гвардия никогда не говорили со мной на моем родном языке. Без сестры мне больше не с кем было поговорить на нем.

Kotyonok (котенок) была грузинкой, но говорила со мной на моем языке и как будто видела во мне человека.

Я понятия не имел, что делать дальше.

Ее красные губы сжались, и я увидел, как быстро бьется пульс на ее шее. Она нервничала. Пока я молчал и не двигался, она спросила по-прежнему по-русски:

— Откуда ты? Они называют тебя этим номером?

Я слышал, как мои зубы скрежещут друг о друга, отдаваясь эхом в ушах, но я поймал себя на том, что киваю.

Глаза женщины наполнились печалью, и она прошептала:

— Один, девять, четыре.

Когда она произнесла мой номер вслух по-русски, что-то внутри меня оборвалось. Наклонившись вперед, я схватил женщину за руки и толкнул ее, пока ее спина не уперлась в матрас, а мое тело не нависло над ней. Переместив свою хватку так, чтобы я держал ее запястья, я поднял ее руки над головой и оседлал ее талию.

Мое лицо опустилось, пока не оказалось всего в дюйме от ее лица.

— Pozhaluysta, — прошептала она, умоляя меня по-русски.

Мое сердце пропустило удар от страха в ее голосе, и я прошипел:

— Никогда больше не называй меня этим номером, грузинская сука.

Ее глаза расширились, затем наполнились слезами. И она вымолвила:

— Прости. Я не знала. Я…

Я усилил хватку на ее запястьях, но она спросила:

— Как тебя зовут? Пожалуйста, скажи мне свое имя?

Придвинувшись еще ближе, так, что мой лоб касался ее лба, я спросил:

— Как тебя зовут, маленький kotyonok (котенок)? И не лги. Я устал от твоей лжи.

Сглотнув, она открыла рот, потом на выдохе прошептала:

— Зоя. Меня зовут Зоя.