Нисколько не смущаясь косых взглядов прохожих, маэстро Салазар начал сыпать отборной бранью, но я и не подумал ставить столь бурную реакцию ему в вину. В конце концов, Микаэль больше месяца проторчал в городской тюрьме Риера и не пребывал там до сих пор лишь в силу оказанной мне сеньорой Белладонной услуги. А расположение сильных мира сего — вещь непостоянная…
— Зачем? — спросил маэстро Салазар, понемногу начав успокаиваться.
— Сам виноват, — усмехнулся я. — Кто уверял, что твой арест не случайность, а попытка задержать меня в Риере? Как ни прискорбно это признавать, но ты прав. Таких совпадений не бывает.
Микаэль покрутил ус.
— И что с того?
— Поговорю с Адалиндой, попробую выяснить, кто за всем этим стоит.
— Так ведь она меня в тюрьму и законопатила! — взорвался бретер. — Она это, говорю же!
— Вот видишь!
— Вижу — что? — разозлился Микаэль. — Какой резон ей с нами откровенничать? Она замарана в этом деле по самую маковку!
— В Мархофе мы неплохо поладили, — пожал я плечами. — Попробую договориться. Пойми, Микаэль, Адалинду мог просить об услуге только очень влиятельный человек. Скорее всего — кто-то из руководства Вселенской комиссии. Узнаем кто — обернем это в свою пользу.
— Сдашь его Кабинету бдительности?
— Плохая идея, — вздохнул я. — За такое и головы лишиться недолго. Подобные вещи решаются в узком семейном кругу. Как говорят мои коллеги — кулуарно.
Маэстро Салазар только фыркнул, но отговаривать от поездки в Риер не стал, поскольку прекрасно отдавал себе отчет, в сколь уязвимое положение нас поставило обвинение в убийстве маркиза Альминца. По самому краешку ходим, по самому краешку…
От площади я без особого труда вывел нас к почтовой станции и подготовил для отправки в Ольс увесистый пакет с компроматом на Сильвио де ла Вегу. К портрету южанина и протоколам изъятия вещей присовокупил сопроводительное письмо для архиепископа Фредрика, в котором изложил многочисленные прегрешения официала ордена Герхарда-чудотворца и посоветовал провести собственное расследование, а для начала — попытаться отыскать садовника злодейски убиенного аристократа и некоего карманника, промышлявшего на Гресгатан. Первый мог опознать Сильвио по рисунку, второй расскажет о приметном золотом перстне. Такого рода улики значили не много, но его высокопреосвященство обладал достаточным влиянием, чтобы раздуть скандал даже на столь шатких основаниях. А если решит положить мое послание под сукно — не беда, второй комплект уже отправлен в Ренмель.
Небольшая месть хоть как-то выправила безнадежно испорченное настроение, так что в гостиницу я вернулся, уже не горя желанием рвать и метать.
— Остаемся на ночь! — объявил я с порога, и Уве не удержался от облегченного вздоха.
Вид у слуги, надо сказать, был пренесчастный. Марта пыталась отпоить страдавшего с похмелья школяра травяными настоями, но особого облегчения они не приносили.
Я подозвал хозяина и после отчаянного торга сбил плату за две комнаты, ужин и завтрак до более-менее приемлемых четырех дюжин крейцеров. Приняв талер, содержатель гостиницы выдал три гроша сдачи, а еще один удержал в счет присмотра за лошадьми, после велел подметавшему пол мальчишке показать наши комнаты. Там я скинул плащ, надел под камзол кольчугу, а поверх затянул перевязь с пистолями. Шпагу бросил на кровать, на поясе оставил только ножны с кинжалом, да еще прихватил с собой магический жезл.
— Все в порядке? — забеспокоилась Марта.
— Пригляди за Уве, на него смотреть больно, — попросил я, надев плащ. Холодно на улице не было, просто требовалось скрыть оружие от любопытных взглядов горожан.
При моем возвращении в зал маэстро Салазар в два длинных глотка осушил кружку, нахлобучил на голову шляпу и поднялся из-за стола.
— Какие планы на вечер? — спросил он уже на улице.
— Сильвио был слишком хорошо осведомлен о моих интересах. Пообщаемся с человеком, который не удержал язык за зубами, — недобро улыбнулся я и посвятил помощника в свой план подкараулить на темной улочке отца Маркуса и хорошенько его расспросить, если придется — то и с пристрастием.
В том же, что именно смотритель библиотеки кафедрального собора разоткровенничался с де ла Вегой или кем-то из его людей, я нисколько не сомневался. Эльза попросту не знала всех подробностей, и даже смотрителя читального зала не было рядом, когда мне в руки попал дореформенный том «Имен всех святых».
Моя задумка Микаэля особо не воодушевила, он поморщился и спросил:
— Убивать будем?
Вопрос был отнюдь не праздным, поскольку сотрудники Вселенской комиссии не имели права ни задерживать священнослужителей, ни даже просто опрашивать их. И если раньше я мог уповать на доброе отношение епископа Вима, то сейчас придется действовать исключительно на свой страх и риск.
— Нет, убивать не будем, — разочаровал я бретера, и тот вопросительно изогнул бровь.
— Не ты ли в пух и прах разругался с епископским викарием, Филипп? — напомнил Микаэль. — Если этот твой книжный червь на нас донесет, будем иметь бледный вид. Сам знаешь — с церковников нам только и остается, что пылинки сдувать!