Реверс

Рука судорожно цапнула нагрудный карман, под вельветом хрустнула бумага. Пшеничный отрывисто выдохнул, смежил набрякшие веки. Задание можно было считать выполненным на двести процентов.

«Сразу отдавать ксиву, датированную двадцатым мая, нельзя. Получится, что телега впереди лошади едет. Только я им денежку занёс, они мне тут же хлоп — готовое решение в зубы, будто караулили. Так не бывает. Надо выждать недельку, число исправить на более позднее, и скинуть ксиву с какого-нибудь левого факса на наш офисный факс. Исходящий номер, он меленькими циферками пропечатан, его сроду никто не читает. Оборвать по нему спецом. Елену Станиславовну предупредить, что жду супер-пупер важный факс из Мордовии, постороннему глазу не предназначенный. На подлиннике надпись сделать чужой рукой: «Для Пшеничного И.Н.» Ленуха сразу мне на руки отдаст, я — морду утюгом — и к боссу: «Вот, Сергей Альбертович, как обещал — подтверждение».

Ополоснув под краном отёкшее лицо, надсадно отхаркавшись, прокашлявшись, почистив зубы, безопасник мобилизовал волю и заставил себя побриться. На обратной дороге предстояла пересадка в Москве. Неопрятный внешний вид мог привлечь внимание вокзальных ментов.

Бритьё способствует приведению серого вещества в порядок. Выскабливая одноразовым станком подбородок, Пшеничный пришёл к выводу, что будет полным идиотом, если вернёт Катаеву тысячу долларов, предназначавшуюся в качестве взятки.

Мотивация нарисовалась железобетонная — моральное возмещение за риск здоровьем.

«Сколько пришлось выжрать водяры! Страшно вспомнить!»

При документально подтверждённом результате шанс опровергнуть слова о том, что деньги достигли адресата, равнялся нулю.

Но рассказ о том, как именно решался вопрос насчёт Клыча, следовало заготовить самый обстоятельный. Вдруг босс захочет услышать подробности. Тогда общими фразами не отделаешься. Понадобятся детальки — кто как на кого смотрел, чего говорил и так далее.

Дорога предстояла неблизкая, время покумекать будет. Тем более, завязка истории, в которой бутылки с элитным алкоголем бесследно исчезали в волшебном сейфе начальника оперчасти, имелась реальная.

Докрасна растирая грудь и плечи жёстким вафельным полотенцем, Пшеничный вышел из санузла в комнату. Кровь взыграла в жилах, росла уверенность — поступает он верно.

«Это не крысятничество! Не из общего возьму. Здесь у каждого свой карман. Только у одних тощий, а у другого от халявных бабок разбух, не грех облегчить. Платите, как полагается! Как в Америке!»

Похожими доводами безопасник оправдывал свои коммерческие шалости в бытность службы в МВД. Следствие и суд расценили их, как мошенничество с использованием служебного положения.

«Лишь бы конопатый не прибежал с похмелкой. Во сколько, интересно, у них столовая открывается? Надо горячего похлебать».

Здесь сработала ассоциативная память. Ярко вспомнился рассказ «кума» насчёт щетинистой свинячьей кожи, плавающей в кастрюле с баландой, и утроба мощно содрогнулась. Едва успел страдалец достичь унитаза, а то пришлось бы подтирать за собой.

6

29 мая 2004 года. Суббота.

19.35–22.00

Сотовый Ковальчука отвечал серией унылых гудков. Через определённое время входящий вызов автоматом сбрасывался.

Не будь Пшеничный умучен недавним пьянством и последующей муторной поездкой в плацкарте РЖД, он давно бы взбеленился. А так негодовал пассивно. В кабинете босса потенциал его напрягся, а теперь сдулся. Заряд любой батарейки ограничен.

Повторный вызов абонента, и вновь динамик прерывисто загудел. Ту-у-у… ту-у… ту-у-у…

«Припух Юрец. Два выходных ему подавай, как белому человеку».

На домашнем телефоне включился автоответчик. Оставлять сообщение начальник СБ не стал. Увидит хороняка определившийся номер, перезвонит. А не перезвонит, пусть пеняет на себя.

Оставался вариант — искать подчинённого на фазенде.

Скататься на окраину города проблемы не представляло, Пшеничный был на колёсах. Шеф с барского плеча позволил взять из гаража новёхонькую «Chevrolet Niva». Таким образом, разрешилась интрига, какому подразделению достанется недавно купленный внедорожник. Другим претендентом шёл Терентьевский леспромхоз.

Машинально дублируя вызовы, Пшеничный размышлял о своём. Констатировал, что желаемого расслабона после просушки сорокоградусная не принесла. Только густо затуманила голову, ввергла в дурное отупение, не отпускавшее вторые сутки.

На бойкое алёканье Ковальчука начальник СБ отреагировал с опозданием.

— Чего шхеришься, шахтёр? — укорил вместо «здорово».

— Да я на огороде. Не слышал звонка, — отговорки предлагались из детсадовского репертуара.

— Надо поработать.

— Бли-ин, Алка хай поднимет!

— Ты, типа, незаменимый садовод?

— Теплицу с тестягой кроем. И так уж дотянули до конца мая. Ещё яблони в грозу поломало. Опилить надо ветки, варом замазать. До завтра не терпит?

— Нет. Выходи к обувной фабрике, Мичурин, я тебя там подберу.

— Ваня, тогда сам скажи Алке, что это по работе, а то подумает — на бл. дки подрываю…

— Тебя, как маленького, отпрашивать надо.