Реверс жизни, или Исповедь миллиардера

В конце концов ткани, из которых он состоит, деформируются и превратятся в обычный с виду каменный нарост, которых полно вдоль русла реки. Если, конечно, он, Николай Гудимов, так и будет поддаваться стылости, одолевающей его.

Незаметно, исподволь в сознании всплыли рассказы о тибетских ламах, способных выдерживать пониженные температуры воздуха. И не просто выдерживать, а находиться в таких условиях месяцы и годы. Без какого-либо ущерба своему здоровью.

Для этого они погружаются в состояние медитации, отрешаясь от всего остального мира. И, насколько помнится, сосредотачиваются на видениях огня и связанном с ним избыточном тепле. Полностью избавляясь от других ощущений и мыслеобразов.

Начинающих лам экзаменуют. По ходу экзамена их, сидящих на льду, накрывают мокрыми простынями, которые они одну за другой должны высушить своим телом – не менее трёх довольно больших кусков ткани за сеанс продолжительностью несколько часов.

В числе лам есть посвящённые, способные высушивать за ночь до сорока простыней!

А ещё они проводят испытания снегом. Для новичков. Когда ученик садится в сугроб и количество растаявшего снега и длина радиуса таяния служат показателем интенсивности выделяемого тепла.

Человек – ещё далеко не полностью изученное создание природы, способное на многие удивительные трансформации как в духовном отношении, так и физическом. Как нельзя лучше эти трансформации и проявляются на примерах с ламами.

Сознание выловило рассказ о тибетском монахе, целый год не принимавшем пищу и ограничивавшемся лишь несколькими стаканами тёплой воды.

Медики только разводили руками, не понимая, что происходит с человеком, которого они наблюдают, и за счёт каких ресурсов функционирует и выживает его организм.

Ему, морпеху и штурману, тоже надо выжить, но для этого требуется тепло, очень много тепла. Того самого, которого сейчас так не хватает. Тепла, а лучше сильного-пресильного жара. Чтобы согреться и прийти в себя. Встать на ноги и начать поиск выхода из преисподней, в которой он оказался. И раз этого тепла нет в окружающем воздушном пространстве, он должен сотворить его своим сознанием. Как тибетские монахи, закованные во льдах.

В голове поплыли «кадры» из жизни, когда ему было жарко, очень жарко. Когда высокая температура воздуха доводила до изнеможения, чуть ли не сводила с ума и уже не оставалось сил терпеть её. Такое не единожды случалось при пересечении их судном экватора.

Как же, он хорошо помнит и палящие солнечные лучи, и раскалённый тропический воздух.

Но нет, то, что происходило в море, сущие пустяки, ничтожная малость по сравнению…

Самое серьёзное довелось испытать за годы до морских рейсов в далёком южном предгорье, в тот день, когда их разведгруппа нарвалась на засаду. Он до мелочей помнит, как всё тогда начиналось, как они шли боевым порядком «трилистник» углом вперёд с целью обнаружения противника и как угодили в умело поставленную фланговую засаду.

Глава тридцатая Под знаком тибетских лам

…Ему привиделось, как он лежит на дернине, а в сотне метров за спиной – строжкий пулемёт душманов, заставивший его упасть на тот лужок. Пули по касательной задели каску и прошили воротник камуфляжа, лишь чуть-чуть оцарапав шею. Падение же было до удивления естественное, картинное, словно очередь в самом деле нашпиговала его свинцом вдоль и поперёк.

Воспоминания вернули Гудимова в прошлое. А может, он просто попал в петлю времени и, наоборот, это прошлое явилось к нему. Явилось, чтобы сплестись с настоящим и заставить заново переживать давно пережитое.

Наверняка пулемётчик подумал, что он убит, и потому не ударил по нему второй раз. Но, конечно же, он продолжал держать под прицелом и его, и луг, и всю ближайшую местность.

Морпехи, товарищи Николая по оружию, скатились с каменной осыпи, по которой поднялись минуту назад, их не видать, и там, за косогором они в полной безопасности.

До этой осыпи, как и до пулемёта, тоже метров сто. Ближайшее же укрытие справа, метрах в двадцати от него. Вон эти кустики и бугорок с неглубокой ложбинкой за ними. Не больно надёжное местечко, конечно, но всё же лучше открытой луговины. Только он не сделает и пяти шагов, как пулемётчик подловит его и тогда уложит наверняка. Да что шаги! Стоит только шевельнуться, подать хоть один признак жизни, и…

Надо лежать. В позе трупа. Хотя мышцы затекают всё сильнее и находиться в одном и том же положении становится невыносимой пыткой.

Ещё больше мучений доставляла неимоверная жара, установившаяся в тот день. Градусов сорок, наверное, было, а может, и больше сорока.

Морпех чувствовал, как медленно истекает потом. Однако камуфляж оставался сухим – палящие солнечные лучи мгновенно испаряли малейшие проявления влажности в ткани.

Организм сопротивлялся, пытаясь испарением воды избавить себя от перегрева. Мокрым было всё лицо. И лоб, и виски, и обе стороны носа, и подбородок… Капельки влаги скопились возле бровей. Ну и кисти рук, конечно, были влажными.