Реверс жизни, или Исповедь миллиардера

Но это была лишь небольшая подготовительная прелюдия, не такая уж страшная. Мухи… Сначала появилась одна, за ней другая. Потом, кажется, ужасные насекомые облепили все открытые участки тела – и лицо, и шею, и ладони, и каждый палец. И веки. И губы. К мухам присоединились слепни; они тоже вонзили в живую плоть свой острый режуще-сосущий ротовой аппарат.

На запах выступившей крови прилетали всё новые и новые особи из семейства двукрылых.

На ум пришли известные слова:

В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я;
Глубокая ещё дымилась рана,
По капле кровь точилася моя.

Солдату или офицеру, упомянутому поэтом, можно было только позавидовать. Конечно, был полдневный жар и солнце опаливало жёлтые вершины скал и обжигало самого бойца, но он ничего не чувствовал, потому как к тому времени уже спал мёртвым сном.

Ему же, Николаю Гудимову, двадцатилетнему парню из Минуринска только ещё предстояло погрузиться в вечное забвение. И оно было бы сладким освобождением от затянувшегося истязания.

В вечный покой погрузиться легко, и ускорить это мгновение проще простого. Стоит только шевельнуть рукой, чтобы отогнать насекомых, пьющих кровь, как недремлющий пулемётчик всадит в него целую очередь. Чтобы уделать гарантированно и стопроцентно.

Но, кажется, мучения начали отступать, и вместо них развилось нечто похожее на затяжной, непрекращающийся шок.

Как реакция организма на стрессовую ситуацию пришёл общий адаптационный синдром, при котором тело не чувствует уже ничего и даже исчезает восприятие времени и пространства. И собственного естества.

А потом возникло присутствие тяжёлого раздавливающего свинца, и абсолютно не стало воздуха, а был только нестерпимый расплавленный пламень.

Солнце медленно, неохотно стало клониться к горизонту и в конце концов потонуло за позолоченными вершинами скал, заслонявших западную часть небосвода.

С наступлением полной темноты морпех сумел привести в движение застывшие мышцы; превозмогая тонны физиологической тяжести, поднялся на четвереньки, встал на ноги и, пошатываясь, потащился к своим.

До укрытия оставалось метров пятнадцать, как раздался негромкий оклик. Гудимов не расслышал, и оклик повторили более тревожно.

Он отозвался едва слышимым хрипом. Затем, сделав ещё несколько шагов, покатился с осыпи. Его подхватили бойцы, находившиеся внизу.

– Мы думали, тебя убили, – сказал комвзвода лейтенант Черепанов. И кивнул на морпехов, стоявших рядом: – Вот, собрались уже идти за тобой, вытаскивать, – лейтенант рассмеялся и дотронулся до него рукой. – А наш Гудяш сам заявился – собственнолично, на своих двоих! Однако упал ты, когда по нам саданули, как подкошенный. И хоть бы шевельнулся разок за весь день! На той стороне, – кивок на позиции душманов, – тоже, видать, подумали, что ты убитый, а то бы…

Лейтенант снова легонько коснулся его плеча.

– Как ты, цел? Не сильно зацепило? А морда-то у тебя! Чернее, чем у негра.

Лицо и кисти рук Гудимова в самом деле были черны. От коросты из запёкшейся крови. Так его искусали злые насекомые.

– Дайте напиться, – прохрипел морпех, возродившийся из небытия.

– Вам водки или чаю? – со смехом раздалось в темноте. – Чего желаете-с? Или сразу и того и другого?

Разведчики были несказанно рады, что их товарищ остался жив, и обрушили на него свои несколько нервные приподнятые эмоции.

– Воды дайте, черти полосатые!

Ему тут же протянули фляжку с тёплой прогревшейся водой, и он пил, пока не опростал её полностью.

…Видения прошлого исчезли, и сознание Гудимова вернуло его в очевидность настоящего времени, то есть в тёмную ледяную пещеру.

Однако тело уже не стыло в омертвляющих объятиях холода, а наоборот – сладко млело и всё больше расслаблялось от почти нестерпимого внутреннего жара. Как на полке хорошо протопленной раскалённой бани.

Ему удалось повторить опыт тибетских монахов. Только у тех на обретение подобных навыков уходили месяцы подготовки, а он сумел сделать это в одночасье, сконцентрировав мысли на давнишнем событии под палящим тропическим солнцем. И в итоге разогрел себя, как печь. А если бы не разогрел, то, наверное, уже бы умер.

Как это получилось, Николай не мог понять ни тогда, ни после. Вероятно, каким-то образом тело его стало черпать энергию из окружающей среды – не исключено, что из земной породы, – черпать и превращать в тепло. А возможно, всё дело было в трансформации энергетических потоков в самом организме, возбуждённой мысленными усилиями.

Да что потоки! От кого-то он слышал, что одна клетка человеческого организма содержит энергии больше, чем в атомной бомбе! Вот, наверное, он и выпустил часть этого доброго джинна на свободу и активизировал её. Но прежде всего, конечно, ему помогло желание выжить.

Кроме ощущения тепла он почувствовал ещё прилив сил и способность к движению. И это – при значительной потере крови и длительном нахождении без пищи.