Ревет и стонет Днепр широкий

— Слушали вас! Хватит голову морочить! Не давать ему слова! Сам золотопогонник! А ну сорвите с него, кто там поближе, погоны!..

— Большевистская партия зовет вас, товарищи революционные солдаты, восстать за власть Советов! Ленин говорит: если всем народом поднимемся — победим!

— Смотри! Большевистская партия! Ленин! — кричали уже тут и там. — Что же ты, девка, сразу не сказала, что от большевиков?! Тут у нас много, которые сочувствующие!..

Демьян стоял рядом с Бош и продолжал вытирать с лица пот, смешанный с дождем. Не он говорил, но в пот бросало его. Волнение распирало ему грудь. Чувствовал он себя так, как тогда на суде: идти на смерть, но лучшего пути он себе и не желал. На Бош он глядел влюбленными глазами: вот это оратор, вот это большевик, не то что он… солдатскую слезу пустил, а самому и невдомек, что такими слезами солдаты за три года уже наплакались…

Повстречался Демьян с Бош сегодня утром, в Жмеринке. Он прибыл из Киева разыскать свою часть через корпусной комитет, который расположился тут же, возле вокзала, в гостинице «Москва». И только получил направление к месту постоя полка, в село Поповцы, как в комитет зашла эта женщина в солдатском кожухе и кепке. Так и так, говорит, в Виннице контрреволюция снова готовит путч, а вы сидите здесь, мух давите! Помогите, товарищи, своей артиллерией!.. В корпусном комитете хотя и не густо было большевиков, но солдатскую дружбу знали и за революцию стояли горой. Посоветовали: валяй прямо на артиллерийский постой — митингуй; а дорогу тебе укажет, да и свое, солдатское, большевистское слово к артиллеристам подбросит вот этот товарищ, герой революции по киевскому процессу, рядовой Демьян Нечипорук. Уполномочиваем его от комитета корпуса и вообще — от гвардейцев–большевиков.

Так познакомился Демьян с Евгенией Богдановной. Они сели в машину Зубрилина и поехали за восемнадцать километров в село Носковцы, на место постоя корпусной артиллерии.

В дороге Демьян рассказал секретарю областного комитета партии, членом которой и он теперь был, о том, как ездил на побывку в родное село, как увидел молодую жену Вивдю после трех лет войны и как с Тимофеем Гречкой, австрийским капралом Олексюком, кузнецом Велигурой и безногим инвалидом войны Вакулой Здвижным отважились было они захватить панскую экономию. Но донцы Каледина и гайдамаки Центральной рады выставили против них винтовки, и, понятное дело, не имея оружия… дал народ задний ход…

Митинг артиллеристов–гвардейцев на выступлении Бош и закончился.

Комитетчик–офицер уже и не пытался перечить. Спрыгнул с лафета и пошел к коновязи.

Тут произошла еще одна смешная история.

Солдаты снова гурьбой бросились отвязывать ему коня. Но только поручик поставил ногу в стремя и готовился уже вскочить в седло, как кто–то огрел вороного шлеей по крупу. Конь — на дыбы и поскакал, развевая гриву, по дороге к дворцу. А поручик — под взрыв хохота, еще и с солеными солдатскими прибаутками — клюнул носом в землю, а затем вскочил, лютый, бледный, и побрел за лошадью пешком.

Митинг единогласно постановил:

— Завтра утром выступать в Жмеринку. Грузить пушки и эшелоны. На Винницу!

«ОСЕННИЙ ЕРАЛАШ»

1

В шантане «Аполло» — Меринговская, 8 — в эту ночь было особенно людно, шумно и весело.

Анонс извещал о бале–маскараде–кабаре «Осенний ералаш». В зале — бальные и экзотические танцы, бой конфетти и серпантина; на эстраде — варьете и, специально, «гвоздь сезона» — танец «ню на барабане»; кухня — шеф–повар «Континенталя» «Дядя Ваня»; вина — подвалов Карантбайвеля и Сантино; обслуживают столики официантки, но в черных фраках, для масок вход бесплатный, без маски — за вход керенка; приз пур ле дам — за декольте, мужской маске — за количество бутоньерок; по специальному разрешению коменданта города — рулетка и карты. Подробности в программках на обороте меню.

Пожалуй, Киев никогда еще так не веселился, как в эту четвертую военную осень. Особенно в кварталах между Крещатиком и Банковой. «Интимный» давал сегодня сорок сольных номеров, «Максим» — сорок артистических ансамблей, «Пел–мел» — фарс «Кто же будет обладать прекрасной Еленой», «Гротеск» — колыбельные песни только для взрослых, «Перепутье» в подвале на Николаевской — гиньоль «Ах!». В цирке «Киссо» боролись сорок пар чемпионов. В шантане «Шато» выступал ансамбль «Сорок невинных дев».

О киевских «злачных местах киевляне так тогда и говорили: «Кругом сорок».

Впрочем, на эти «кругом сорок» существовала строгая цензура. Осуществлял ее штаб военного округа: на все программы увеселений и зрелищ нужно было заблаговременно получить разрешение штаба. Военная цензура требовала, чтобы в программах не было ни слова о войне и ни звука о революции — больше смеха, больше танцев, максимум женского тела. Программы без женского тела, без танцев, без смеха разрешения не получали. Штаб неустанно заботился о моральном состоянии населения столицы, пекся о том, чтобы гражданское население жило беззаботно, а военные люди — в азарте и ажитации.