Ревет и стонет Днепр широкий

Этот план еще раз подтвердил и Александр Горовиц, тайно прибывший в город как уполномоченный Народного секретариата для организации восстания.

Но Коцюбинский еще был в Лубнах, Егоров — под Белой Церковью, Второй гвардейский застрял под Винницей, а войска Советской России только подходили к Бахмачу, — когда у киевлян уже иссякло терпение. Террор «вильных козаков» инженера Ковенко, назначенного теперь комендантом Киева, и первого куреня «сечевых стрельцов» с Коновальцем и Мельником во главе, оставленного в столице гарнизоном, — перешел всякие границы: людей бросали в тюрьмы, людей расстреливали без суда и следствия прямо на перекрестках, магазины закрывались, базары опустели — есть было нечего. И то тут, то там по киевским окраинам вспыхивали стихийные бунты, а за ними следовала беспощадная, жестокая расправа «вильных козаков» и сечевиков. Силы будущего восстания, таким образом, распылялись, терялся запал, в сердца людей закрадывалось отчаяние.

Правда, в лагере готовившихся к восстанию в Киеве произошли и отрадные перемены. В разгромленный авиапарк самочинно вернулись разогнанные после высылки русские солдат солдаты–украинцы и снова организовались в боевой отряд во главе с Литвином–Седым. Железнодорожники создали свой боевой штаб и начали групповые диверсии на фастовской линии — в тыл стоявшему заслоном корпусу Скоропадского. В городской комитет большевиков явился командир куреня из полка Центральной рады имени Сагайдачного, капитан Мищенко; оказалось, что он большевик, подпольно разагитировал свой курень и готов хоть сегодня выступить полным батальонным составом на стороне восставших.

Войска Центральной рады разлагались, и часть из них активно переходила на сторону восставшего народа.

А тут еще такие обнадеживающие и радостные вести: восстала Одесса, а по всей Подолии, в местах расположения Второго гвардейского, устанавливается власть местных Советов!

Последним толчком была исключительно важная новость: Бахмач взят! Войска Советской России соединились с армией Коцюбинского!

Вечером пятнадцатого января в зале Коммерческого института состоялось заседание Киевского совета рабочих депутатов вместе с представителями профсоюзов и фабрично–заводских комитетов.

— Откладывая восстание, — говорили делегаты профсоюзов и фабрично–заводских комитетов, — мы ослабляем свои силы, а враг свои тем временем накапливает. Восстание в Киеве будет содействовать продвижению на Киев армии наступления!

Председатель союза металлистов, оплота киевских пролетариев, Емельян Горбачев и представитель «Арсенала», киевской пролетарской цитадели, Ефим Чайковский заявили:

— Мы готовы поднять восстание завтра, еще сегодня ночью, через час!

— Начать восстание немедленно! — вынесено единодушное решение.

И тут же был создан ревком.

План ревкома: восставать одновременно всем районам — Печерску, Подолу, Шулявке и железнодорожникам; направление удара со всех четырех концов — на центр города; опорный пункт восстания — «Арсенал».

Расходились без традиционного пения «Интернационала»: за красногвардейской цепью охраны пленума густо расставлены были державшиеся начеку патрули «вильных козаков». Пленум разошелся, ушли и красногвардейцы. Ревком заседал в опустевшем здании, в темноте, словно его и не было: свет нарочно выключили. Закончив, уходили поодиночке, в разные стороны — как во времена подполья, при царе.

Саша Горовиц выходил последним: ведь он здесь, в институте, был свой — знал, где у швейцарской висят ключи от «бокового», студенческого входа — с Нестеровской. Да и вообще Саше вдруг захотелось побыть немного одному в темных коридорах Коммерческого института, «альма–матер»!..