Ревет и стонет Днепр широкий

Он говорил о том, что после первого поражения пролетарская революция не только подняла к активной политической жизни широкие массы рабочего класса, но и всколыхнула крестьянство, интеллигенцию и даже мелкую буржуазию. Для иллюстрации он привел пример из киевского опыта: в девятьсот пятом году в стенах Политехникума первые повстанцы за власть Советов три дня отбивались — и погибли. Но в стенах, обагренных их кровью, остался жить их революционный дух: победоносная идея пролетарской революции! Целый ряд студентов–политехников — детей интеллигенции, мелкой буржуазии — после того вступили в революционные ряды, и именно в ряды социал–демократии большевистского толка!

— Хотя бы и твой брат Леонид! Хотя бы и ты сам, Юрий!.. Да и я сам, придя по окончании университета в Политехникум…

Но для лирических воспоминаний не было времени, и страстную речь Затонского прервали нетерпеливые арсенальцы.

Фиалек сказал просто, без аффектации, но категорически:

— Есть постановление съезда. Есть указание Центрального Комитета. Восстание неизбежно, и к его подготовке отныне необходимо направить всю деятельность и нашей киевской организации. Не о чем говорить. Нужно действовать.

Именно здесь Пятаков снова обрел дар речи, затопал ногами и закричал:

— Авантюра!

Но Иванов, тоже едва сдерживаясь, продолжил мысль Фиалека:

— И действовать нам нужно только так: созвать съезд Советов в Киеве. Съезд провозгласит власть Советов на Украине и призовет рабочих и крестьян к оружию!

— Сепаратизм! — взвизгнул Пятаков.

— Почему сепаратизм? — искренне удивился Иванов.

— Потому что Всероссийский съезд Советов будет в Петрограде, и мы пошлем на него своих делегатов…

— Вот и хорошо! Но и мы должны действовать подобно Петрограду. Съезды Советов должны пройти по всей стране: Артем созовет в Харькове, Ворошилов — в Бахмуте, Петровский — в Екатеринославе, Старостин — в Одессе…

Бош добавила:

— А перед тем мы должны созвать партийную конференцию, чтобы сконтактировать действия всех организаций и иметь хоть бы какое–то подобие руководящего центра!

— Национализм! — снова завопил Пятаков.

Бош была удивлена не меньше Иванова:

— Что именно — национализм?

— Идея создания отдельного партийного центра на Украине — национализм!

Бош только развела руками. Обвинение в украинском национализме ей приходилось слышать впервые. До сих пор она никак не чувствовала себя повинной в чрезмерном увлечении национальными проблемами. Наоборот, как раз за пренебрежение национальным вопросом ее крепко ругал Ленин: еще во время пребывания в эмиграции в Женеве и Стокгольме, а затем в Петрограде — на Апрельской конференции.

Довнар–Запольский, секретарь Шулявского райкома партии, давно уже порывался взять слово. Он вскакивал с места, лицо его то бледнело, то краснело, он все расстегивал и застегивал пуговицы своей форменной студенческой тужурки, но каждый раз кто–то более проворный опережал его. Наконец, воспользовавшись тем, что Бош, обескураженная, умолкла, а Пятаков, торжествуя поражение Бош, тоже выдерживал паузу, Довнар–Запольский получил возможность высказаться:

— Это трагично, товарищи! Пролетариат требует восстания, пролетариат рвется в бой, а мы — авангард пролетариата — топчемся на месте и… против восстания? Почему?!

Он даже прижал руки к груди и умоляюще смотрел на всех. Его юное, мальчишеское лицо вздрагивало от возмущения, от удивления, от обиды.

— А потому, — откликнулся Саша Горовиц, — Что это будет напрасное кровопролитие! Разве народу мало трех лет кровавой войны? Снова проливать его кровь? Мы не имеем права на это!

Горовиц выкрикнул это с мукой — он тоже то бледнел, то краснел; такой же юный, как и его коллега–студент по Коммерческому институту Довнар–Запольский, он был и таким же впечатлительным. Когда Саша отстаивал свои позиции, он весь загорался, будто даже светился; когда какая–то мысль ранила его, он страдал, как от физической боли.

— Другое дело, — крикнул еще Горовиц, — если контрреволюция снова поднимет путч: тогда мы восстанем! Но ответственность за кровопролитие в таком случае падет не на нас, а на них!

Большинство комитета — товарищи, которые отрицали необходимость и возможность немедленного вооруженного восстания, одобрительно загудели. Пятаков приветливо посмотрел на Горовица: кажется, Саша взялся–таки за ум и возвращается в ряды старой пятаковской гвардии!

Гамарник сказал:

— Шестой съезд призвал к восстанию во имя власти Советов и опираясь на Советы. Но ведь в Петроградском совете большинство за большевиками, а в Киеве, несмотря на то, что наша фракция стала сейчас самой многочисленной, мы все же не располагаем абсолютным большинством против блока других партий. А пока мы не будем иметь реального большинства, мы должны избегать решительных действий.

Пятаков и на Гамарника взглянул с благодарностью: итак, его поддерживали! Он не был в одиночестве на своих позициях! И он заявил решительно: