Впрочем, и без этого приказа Дмитрий Яковлевич поступал, «усматривая по тамошнему состоянию». В то лето, когда раздавило возле Таймыра корабль его брата, он тоже едва не попался в ледяную ловушку. Пришлось даже затаскивать на льдину «Иркуцк», и ведь затащили, спасли корабль от неминуемой гибели. А всё равно так и не сумели пробиться к Чукотскому Носу, встали на зимовку на Колыме, возле Нижне-Колымского острога.
Здесь, из разговоров старожилов, снова явился к лейтенанту Лаптеву призрак казака Семёна Дежнёва. Порою почти уже различал Дмитрий Яковлевич лицо его сквозь летучую дымку позёмки в сполохах полярного сияния. Смотрел на Лаптева Дежнёв из морозной тьмы и словно бы усмехался.
Тряс головой лейтенант: «Мираж! Выдумка! Всё перепробовали, Семён! Невозможно обойти Чукоцкий угол...»
— Мечтание... — объяснял своим товарищам Лаптев. — Какой-то казак соврал по пьянке, а теперь повторяют эту байку уже больше ста лет! Никак позабыть не могут лжу эту! Не можно в таких глухих льдах кораблям плавать...
Соглашались штурмана и канониры, конопатчики и матросы. Удивлялись только, зачем это им командир доказывает? Они и сами видят, что зряшное дело задумано. Не проплыть на корабле в тех местах.
Один лишь монах, к отряду приписанный, качал головой.
— Может, и нельзя... — говорил. — А если казаки и плавали, то чего же дивного? С Божией помощью и не такое совершалось.
Стискивал зубы Лаптев. Сжимал кулаки, потемневшие от морозов и железа.
— Это по твоей части, святой отец... — говорил. — Коли так, то на тебе и надобно взыскание сделать.
— На всех будет взыскание... — спокойно отвечал монах. — Ежели не от Адмиралтейств-коллегии, то в другом месте — неминуемо. Никто не уйдёт от взыскания этого.
Безбоязненно отвечал. Так же безбоязненно, как в ледяную воду сходил, когда сообща «Иркуцк» на льдину вытаскивали. Давно уже зарёкся Дмитрий Яковлевич с монахом спорить.
Отошёл, тяжело дыша. Только ноздри раздувались от гнева. Поправил лучину. Сел к столу, продолжая прерванный рапорт.
«Пусть не сумлевается коллегия, — писал он. — Ежели кто из его людей останется жив, выполнят они приказ, точно узнают, есть ли отсюда морской проход к Камчатке или, конечно, нет...»
Тяжело ложились слова на бумагу. Не много и написал, а уже прогорела лучина, и вестовой опять прокараулил. Сгустились потёмки в углах зимовья, снова мерещится оттуда, из сумерек, бородатая рожа казака, усмешка чудится в разбойных лезвиях глаз...
Обругал вестового лейтенант.
Потом в свете новой лучины перечёл фразу написанную.
Сбился маленько, торопясь за иссякающим светом... Как-то нескладно слова «к Камчатке проход или, конечно, нет» встали... Но не стал поправлять их Дмитрий Яковлевич. Конечно, нет никакого морского прохода к Камчатке... Это он точно знал...
7
Великие подвиги совершали штурмующие глухие льды братья Лаптевы...
Добрался до Японских островов Мартын Шпанберг...
Наконец-то началось строительство «Святого Петра» и «Святого Павла», предназначенных для плавания в Америку...
Однако главные события экспедиции в 1740 году происходили не в Охотске, не на берегах Ледовитого океана, а в Петербурге, где начавшиеся возведением ледяного дома перемены одной только казнью Волынского и его сотоварищей не ограничились.
18 августа у Анны Леопольдовны и принца Антона-Ульриха родился сын — долгожданный наследник престола Иван Антонович. В честь этого события устроили грандиозный фейерверк. Огни тех салютов — увы! — самое яркое, что видел в своей жизни человек, ещё в колыбели нареченный русским императором.
Много на свете несчастных детей. Но едва ли сыщется среди них несчастнее императора Ивана Антоновича.
Ему было два месяца, когда умирающая Анна Иоанновна назначила его своим преемником на императорском престоле. Чуть больше года — когда провозглашённая новой императрицей Елизавета Петровна взяла его на руки и, поцеловав, сказала:
— Бедное дитя! Ты ни в чём не виновато, родители твои виноваты...
Заливаясь слезами, отправила Елизавета Петровна несчастного ребёнка в Ригу, чтобы спрятать в замке, прежде принадлежавшем Бирону. И начались странствия двухлетнего ребёнка по тюрьмам. Последние девять лёг жизни Иван Антонович проведёт в каземате Шлиссельбургской крепости... Запрещено было говорит!) ему, кто он такой, запрещено было учить грамоте.
Во мраке безумия, терзаемый насмешками тюремщиков, будет влачить своё существование законный и совершенно безвинный русский император, пока во время безумной попытки поручика В. Я. Мировича освободить государя не вонзится в сердце императора — согласно инструкции, составленной Екатериной Великой! — штык охранника.
Печальная судьба...
Не слишком завидно складывались жизни законных, наследников российского престола в послепетровские десятилетия... Император Пётр Второй прожил всего четырнадцать лет. Император Иван Антонович — двадцать пять, но двадцать три из них провёл в тюрьме. Следующего императора, Петра Третьего, убил любовник жены, а императора Павла задушил посланный сыном убийца...