Ревизор 2.0

– А отчего же, вмиг велю растопить, перед сном и примете, – оживился Антон Филиппович. – У меня банька-то не как у других, по-белому топится, а Евсеич – банщик от Бога, так веничком отходит, что всех святых вспомните. А после баньки кваску холодненького испробуете, у нас Марфа его готовит по секретному рецепту.

– Стоит ли?.. – глядя на императора, с сомнением протянул Бенкендорф.

– Стоит, Александр Христофорович, стоит. Вы хоть и не любитель русской бани, а только я вас тоже приглашаю со мной попариться. На этот раз не отвертитесь.

Подкрепившись, все отправились в натопленную баню. Пётр Иванович искренне надеялся, что его минет сия участь, всё ж не «холопское» это дело – видеть царя в чём мать родила. Однако Николай Павлович от щедрот своих пригласил не только Копытмана, но и хозяина, однако Муравьёв-Афинский сослался на лёгкое недомогание, мол, грудная жаба дала о себе знать. Ну да, ещё бы, разнос от самого государя императора может и до обморока довести менее слабого здоровьем человека. Хотя, по большому счёту, градоначальник ещё легко отделался. Во всяком случае Николай I не спешил с ходу лишать его должности и дворянского звания, пообещав прислать в N-ск комиссию для более детального изучения положения дел.

Что же касается Копытмана, то он не считал себя большим поклонником бани, однако в данном случае отказывать самодержцу посчитал неуместным. Ну и что, поглазеют голышом друг на друга, от этого никто пока не умирал. С другой стороны, когда ещё представится возможность попариться с самим императором! Хоть будет что на старости лет внукам рассказать… Если, конечно, в этом времени ему удастся до этой старости дожить. Причём и насчёт внуков Пётр Иванович был не уверен, но в глубине души таил надежду, что когда-нибудь силы небесные всё-таки наградят его потомством. И почему бы не в браке с Елизаветой Кузьминичной? А что, неплохая получилась бы партия, пусть даже за душой у Копытмана не было почти ничего.

«Зато голова на плечах имеется», – утешил себя инспектор в надежде, что с наличием должной смекалки будущее видится не столь пессимистичным.

Правда, ещё далеко не известно, чем закончится его знакомство с государем и Бенкендорфом. Но Пётр Иванович не терял надежды, что всё обойдётся.

Банька, представлявшая собой бревенчатый сруб, стояла на берегу небольшого пруда, к которому от дверей бани тянулся деревянный настил, заканчивавшийся уходившими в воду ступенями, оборудованными для удобства перильцами.

– Неплохо, – одобрил государь.

Разоблачаясь в предбаннике, Копытман старался не косить в сторону его императорского величества. А вот от внимательного взора Александра Христофоровича не укрылась одна интимная деталь.

– Вы что же-с, иудей? – спросил он, бесцеремонно глядя ниже пояса инспектора.

«Вот чёрт, надо же так опростоволоситься», – мысленно стукнул себя по лбу инспектор. Предстояло как-то выкручиваться, потому что уже и Николай Павлович изволили обратить внимание на детородный орган попаданца, и теперь в государевом взгляде читался весьма недвусмысленный вопрос.

– Так ведь в будущем при президенте введено всеобщее обрезание младенцев в целях гигиены, – выпалил Пётр Иванович. – Вот и выходит, что не только евреи с мусульманами обрезанные, но и всё население России.

– Однако, Пётр Иванович, и нравы у вас там, – искренне удивился император. – А я смотрю, и крестика на вас нет.

– Был, – истово перекрестился Копытман. – Видно, в пылу борьбы с нехристями шнурок оборвался.

– Нехорошо это, без креста-то. Мы вот что, Пётр Иванович, завтра с утра зайдём в местный храм, отстоим литургию, а вы заодно обзаведётесь новым распятием.

Тут из парной вместе с облаком пара объявился Евсеич. Этот кряжистый, полностью обнажённый бородач с деревянным крестиком на мощной волосатой груди явно совершенно не испытывал робости при виде важных персон.

– Какими веничками изволите париться, ваши благородия? – пробасил он.

– А что есть? – поинтересовался император. – Ну-ка, покажи, братец.

– Да известно какие, вашбродь: берёзовые, дубовые, липовые и хвойные. Пожалуйте в парную, там и выберете.

Парная была освещена заключёнными в стекло масляными светильниками. Липовые полки, лавки и пол по нескольку раз строгались скобелем. На лавках стояли медные лужёные тазы с щёлоком и взбитым мылом, а рядом большие туесы с подогретым на мяте квасом для окачивания перед тем, как лезть на полок. На скамьях – обваренные кипятком пучки душистой мяты, чабреца, калуфера, зверобоя, шишечки хмеля… Тут же лежали веники. Николай I предпочёл хвойный, Бенкендорф, буквально по-собачьи принюхавшись, выбрал липовый, а Копытман берёзовый. Причём каждому полагалось по паре, потому что, как выяснилось, Евсеич предпочитал работать по-македонски, с двух рук.

– Знал бы, что баньку принять изволите, с утра бы затопил, – кхекнул мужик, плеская на камни квасную смесь. – Тут бы всё духом напиталось… Ну ничего, с дороги оно и так неплохо, у Антона Филиппыча лучшая баня на весь уезд, можете не сумлеваться, вашбродь. Ну-ка, ваше императорское величество, лягайте на полок, с вас и начнём.