Ревизор 2.0

В этот момент Копытман в своих мечтаниях стал напоминать Лизавету, и какое-то время они мечтали на пару, причём по существу об одном и том же, только с разных сторон. Закончилось всё тем, что в дверь вежливо, но настойчиво постучали, и молодые люди (Пётр Иванович с охотой всё ещё относил себя к этому возрастному сословию) срочно привели себя в порядок, после чего инспектор с зарумянившимися щеками откинул защёлку и дёрнул на себя дверную ручку.

Снаружи стоял… Бенкендорф.

– Позвольте? – спросил он и, не дожидаясь разрешения, шагнул внутрь. – Надеюсь, я вам не помешал?

– Нет, что вы, – смущённо опустил глаза Копытман и, когда гость поцеловал Мухиной руку, добавил: – Елизавета Кузьминична, моя невеста, прошу любить и жаловать… И Елизавета Кузьминична весьма переживает, что из-за моего скорого отъезда в Петербург наша свадьба окажется под угрозой и вообще мы окажемся разлучены. Ваше сиятельство, нельзя ли устроить так, чтобы тогда уж и госпожа Мухина составила мне компанию, так как в столице она станет хозяйкой прекрасного особняка на Литейном, перешедшем мне по наследству от моих безвременно усопших родителей.

Говоря это, Пётр Иванович отчаянно подмигивал Бенкендорфу, благо Лизонька стояла позади и не видела его гримасничанья. Начальник Тайной канцелярии поначалу опешил и даже слегка выпучил глаза, однако, сообразив, что это не нервный тик, а всего лишь таким образом хронопутешественник просит его подыграть, важно кивнул:

– Мы обсудим этот вопрос с его императорским величеством. Думаю, Николай Павлович не будут особо возражать против вашей невесты. Однако вряд ли получится захватить её сразу, скорее всего, Елизавета Кузьминична сможет приехать позднее, когда вы, сударь, успеете подготовить к её приезду ваше будущее семейное гнёздышко на… на Литейном, верно?

– Так точно, на Литейном, скромный двухэтажный особняк. Вы должны его помнить, ваше сиятельство, в прошлом году вы навещали меня самолично, когда я изволил простудиться, и передали баночку малинового варенья от супружницы вашей Елизаветы Андреевны. – И снова подмигнул, мол, не погубите, милостивый государь.

Бенкендорф крякнул, качнув головой, но вслух произнёс:

– Да-да, что-то такое припоминаю…

– И кстати… Я же рассказывал вам о мальце, которого выкупил у местного купца и которому дал вольную. Он сказал, что хочет находиться при мне, я не против, шустрый помощник всегда пригодится. Позволите если уж не невесту, то хотя бы его сразу взять с собой?

– Мальчика? Думаю, во второй карете для него найдётся местечко. Пусть едет, посмотрит столицу… Что ж, – щёлкнул крышкой часов Александр Христофорович, – мне пора, мы с государем через тридцать минут отбываем в Симбирск. А третьего дня, вероятно, поедем обратно, так что вы, Пётр Иванович, будьте наготове, на улаживание всех вопросов у вас не так много времени. И надеюсь, за эти дни успеете в письменном виде и во всех деталях изложить то, о чём поведали нам с императором в ба… хм, в гостях у Муравьёва-Афинского.

– Немедленно приступлю к изложению-с, – от желания потрафить гостю непроизвольно ввернул словоерс Копытман.

– Не забудьте, для нас с Николаем Павловичем важна каждая мелочь. Пишите вдумчиво, сами понимаете, насколько это важно в интересах государства. А теперь позвольте откланяться.

Бенкендорф на прощание ещё раз поцеловал ручку девушке, коротко кивнул Копытману и покинул нумер.

– О каких записях говорили его сиятельство?

– Что? – очнулся от своих мыслей Пётр Иванович. – Ах, записи… Так ведь отчёт я им должен предоставить о положении дел в N-ске. В письменном виде, ты же сама слышала, душа моя.

В этот момент Мухина вспомнила, что обещала после полудня быть у тётушки, дабы составить ей компанию в поездке в недалёкое от города имение ещё одной родственницы.

– Ах, немедленно расскажу всем, что вскорости уезжаю, мой милый Петенька, следом за тобой в Петербург!

– Ну, не так уж и вскорости…

Однако Лизонька вся уже была в своих мечтах. Счастливо улыбаясь, она, пообещав наведаться к любимому завтра, целомудренно поцеловала жениха в лоб и, напевая какую-то весёлую песенку на французском, исчезла следом за Бенкендорфом.

А Копытману не оставалось ничего другого, как потребовать письменный прибор и пачку наилучшей бумаги, за которой в лавку писчебумажных товаров тут же был послан Митька. Там же паренёк должен был купить большой лист вощёной бумаги и где-то раздобыть моток крепкой бечёвки.

Относительно будущего мальца Пётр Иванович договорился с Кулебякой ещё накануне. Отныне Митька состоял при постоялом дворе при полном пансионе, хотя и без жалованья. Намедни Копытман сунул парнишке незаметно пятьдесят рублей ассигнациями, и велел беречь как деньги, ни на что по глупости не расходуя, так и бумагу, согласно которой Дмитрий Кузьмич Нифонтов числился в вольных и имел право осесть в любом уголке Российской империи.