«Что же касаемо монархического строя, то, увы, он не имеет будущего. В начале XX века Николай II передаст часть своих полномочий Государственной Думе, и даже если удастся предотвратить революцию большевиков и избежать отречения, будущее за конституционной монархией. Так произойдёт во многих цивилизованных странах. Например, в Японии останется император, а в Англии – королева, однако законопроекты будут приниматься и одобряться кабинетом министров и парламентом».
Посоветовал инспектор обратить внимание и на некоторые народы Российской Империи, особенно южные, которые в его, Копытмана, реальности попросту сидели на шее у «старшего брата». Нужно что-то придумать, чтобы избежать бездумного вложения средств в лимитрофы, где они пропадают, словно в бездонной бочке. Бо^льшая часть населения этих республик продолжит влачить полунищенское существование, а небольшая кучка «удельных князьков» будет жировать на русские деньги».
Коснулся Копытман и технического прогресса. От телеграфа до сотовой связи, от велосипеда до космических кораблей… В очередной раз пожалев, что не слишком подкован в науках, он изложил свои мысли как мог, хотя бы поверхностно и в общих чертах. В конце концов, Россия всегда славилась своими учёными, вот пусть и думают, как воплотить в жизнь хотя бы те вещи, которые за границей появятся в совсем скором времени. Вот Менделеев меньше чем через тридцать лет откроет периодическую систему химических элементов, установив зависимость свойств элементов от их атомного веса.
Рожая сей опус и промокая свежеисписанный лист промокашкой от бронзового пресс-папье, Копытман чувствовал себя не просто мемуаристом, а ни много ни мало – государственным деятелем, от слов и действий которого зависела судьба Отечества. Ха, да он с самим императором на короткой ноге! С ним вынужден считаться даже глава Тайной канцелярии его величества Александр Христофорович Бенкендорф! В общем, инспектор явно рос в собственных глазах, его богатое воображение рисовало, как он на каком-нибудь государственном приёме стоит по правую руку от императора, грудь его усыпана наградами, среди которых царственно сияет орден Святого апостола Андрея Первозванного. Посмеиваясь в густые усы (а усы всенепременно понадобится отпустить для солидности, а можно, и бакенбарды), Копытман свысока будет глядеть на пресмыкающихся перед государем придворных, чувствуя себя наравне с Бенкендорфом. Тот, так уж и быть, займёт место от государя по левую руку.
Так мечтал Пётр Иванович, черкая лист за листом, и лицо его в этот момент было озарено каким-то необычайным внутренним светом, освещавшим, казалось бы, самые тёмные уголки его скромной обители.
В третьем часу ночи бумага закончилась, да и чернила, вроде приготовленные с запасом, подходили к концу. Инспектор потянулся, зевнул и, решив, что допишет завтра (вернее, уже сегодня), с чистой совестью отправился спать.
Спал Пётр Иванович хорошо, без сновидений, и проснулся в десятом часу.
– Ого, а сегодня ведь 1 сентября, – взглянув на встроенный в циферблат своего хронометра календарь, почесал бровь Копытман. – В XXI веке ребятишки в школу пошли, а тут в гимназиях учебный год начался в середине августа. Крестьянские же дети, если память не изменяет, начнут учиться поздней осенью, после того, как будет собран урожай.
Он распахнул окошко, выглянул и, увидев Митьку, о чём-то трепавшегося с местной девчонкой по виду чуть его старше, окликнул:
– Митька!
Тот задрал голову, увидел своего спасителя и тут же подобрался:
– Я, ваше высокоблагородие!
– Хорош девок щупать, ещё поди щупалка не выросла, давай-ка неси мне тёплую воду.
Парнишка спущенной с тетивы стрелой сорвался с места, а Копытман потянулся, сделал несколько наклонов и приседаний, после чего, посчитав комплекс утренней зарядки выполненным, кинул взгляд на стопку придавленных пресс-папье листов и подумал, что надо бы попросить ещё чернил и бумаги. Работа предстояла нелёгкая, но до заката Копытман надеялся её закончить. Завтра император будет ехать через N-ск в обратном направлении, к тому времени труд непременно должен быть дописан.
Когда Митька принёс всё, что было приказано, Пётр Иванович поведал парнишке, что тот завтра, в крайнем случае послезавтра, вместе с ним и императором отбывает в Петербург. Будет состоять при его высокоблагородии, а соответственно, жить и столоваться в столичном особняке инспектора. О том, что этот особняк пока существует лишь в его воображении, Копытман старался не думать.
Совершив гигиенические процедуры, Пётр Иванович, свежевыбритый и пахнувший одеколоном, спустился в трактир. Незнакомый урядник (вечером или утром, судя по всему, караул сменился) при виде инспектора вскочил со стула, но Копытман ему снисходительно махнул рукой, мол, расслабьтесь, голубчик.
После завтрака, едва не перетёкшего в обед, он вернулся к рукописи. Удалось поработать чуть больше часа, как появилась сияющая Лизонька с котомкой в руках.