Ревизор Империи

— Черт бы побрал этого Кудрова, — раздраженно произнес он. — Завалил дешевой мануфактурой, половина баб в одном и том же… Вынуждены сделать у вас обыск.

— Да пожалуйста, — Виктор открыл дверцу шкафа, выдвинул ящики комода и подоткнул простыню на кровати, чтобы было видно, что под кроватью никто не прячется, затем отдернул занавеску. — Признаюсь сразу, в печь пока не заглядывал, топить не собирался. Так что если прошлый жилец там чего оставил, лучше сразу посмотреть.

— Прошлый жилец не интересует, — просипел Клячкин. Он заглянул в пустой шкаф, взяв в руки керосиновую лампу, внимательно рассмотрел подоконник, не осталось ли следов, и вернул лампу на комод.

— Идем в следующую, — сказал он в сторону дверей. — Если ты, Ходунов, по пьяни не напутал, ей отсюда не деться. Разве что по воздуху улетит, — и он направился к выходу.

— Минуточку! — Виктор обратился в спину Клячкину. — Можно вас на пару слов между нами?

Клячкин прикрыл дверь и повернулся.

— Говорите.

— Просьба такая. Понимаете, дама не свободна, и можно, чтобы это все осталось между нами? — он порылся в кармане и вытащил наугад несколько бумажек.

Лицо Клячкина начало багроветь.

— Это что же, — произнес он возмущенным тоном, — вы мне взятку предлагаете?

— Что? А, да нет же, что вы, это уже вторая просьба. Понимаете, за свою не совсем безгрешную жизнь мне совестно перед богом, и я хотел бы как-то это искупить, пожертвовать на это, как его, на ремонт храма. Но вот все так получается, что времени нет зайти. И видя вас, честного человека, мне пришло в голову попросить: будете в соборе, не могли бы передать пожертвование от моего имени.

— Так это — на храм?

— Да. Если не затруднит.

— Доверяете, значит?

— Ну, кому в наше время еще можно доверять, как не полиции?

— Хорошо… То, есть, конечно, не совсем хорошо, но, если есть чистосердечное раскаяние, то уже хорошо. — Он взял деньги и начал считать. — Расписку надо?

— Да вы что? Людям надо верить.

— Это оно когда как… Ну, не сумлевайтесь, передадим. Честь имею! — и, козырнув, вышел.

— Ну вот, — громко произнес Виктор, задвинув защелку, — заодно и душу облегчили… Продолжим грешить?

Фрося лежала, как каменная, судорожно вцепившись руками в край одеяла. Тогда Виктор задернул штору, сел на кровать, отвернул нижний край одеяла, и, крепко зажав под мышкой икру правой ноги, принялся щекотать ступню; Фрося громко взвизгнула и задергалась, пружины заскрипели.

— Ай! Не надо, я поняла… — и она завозилась на кровати, из ее полураскрытых губ вырвались ахи и стоны. — Миленький… миленький…

Вскоре брань Клячкина донеслась с улицы; видимо, он корил дворника. Голоса удалялись. Фрося затихла.

— Они ушли, — прошептала она одними губами.

— А если нет? — спросил Виктор. — У тебя здорово получается.

— Ушли, — убежденно повторила она, — я это чувствую, — и, накрывши лицо одеялом, она вновь беззвучно залилась слезами.

Глава 14 Тело рабочего класса

— Ну что же ты, глупая, — ласково, на всякий случай, достаточно громко промолвил Виктор, гладя девушку по чуть растрепанным волосам; чепчик сбился, а коса в поехавшем набок венчике так и осталась нерасплетенной. — Все ведь хорошо, правда?

— Да… Хорошо… Очень хорошо… Вы благородный человек.

— Первый и последний раз. Завязывай с политикой, пока по статье не загремела.

— А вы не боитесь полиции, — промолвила она, успокаиваясь. — Я сразу поняла. Я вас сегодня на улице видела, с музыкантом. Вы не такой, как другие господа.

— И решила, что отмажу? Меня вчера уже охранка раз замела. Подрывную деятельность шили.

— Правда? — восторженно выдохнула она. — И как же вы спаслись?

— Отпустили. Меня ж по ошибке взяли. Попутали. Ни улик, ни свидетелей.

— Везучий вы, значит.

— Подфартило малость. Ну а ты пришла ко мне навеки поселиться?

— Перед рассветом уйду. Когда дворника сморит. Небось, городовой ему в морду дал, он теперь злой, у дома стеречь будет.

«Ага, поруганная большевиками духовность, блин. Чуть что и в морду. Нет, мы наследники не большевиков. Вот чего мы наследники. Хорошо хоть, не из советской власти сюда свалился».

— Вы же меня теперь не выгоните, верно?

— Заметано, — устало буркнул Виктор. Остатки водки в организме придавали ему раздражительность и развязность; он вдруг понял, что дышал на городового сивухой. Ну и черт с ним. Вписывается в легенду. Буханул с творческой интеллигенцией и потянуло на подвиги. Таких меньше подозревают.

Ладно, подумал он, завтра вставать рано, приводить себя в божеский вид, может, инженера-конструктора, рационализатора и изобретателя в радиолавку возьмут.

Покидать постель Фрося, похоже, не собиралась. Виктор отодвинул столик и вытащил из-за комода раскладушку.

— Зачем это вы?

— Не на полу же спать в собственной комнате.

— А я думала… Вы разве не хотите здесь?

— Так ты же там. Как же это раскладывается-то, елки…

— Осерчали на меня?

До Виктора постепенно дошло. Справившись с неподатливой кроватью, он сел на пружинную сетку.

— Мне уже сегодня в этой квартире предлагали. Со скидкой, как соседу.

— Зря вы так, — обиженно ответила Фрося. — я от чистого сердца.