Как же давно это было! Почему-то вспомнилось лицо моего деда, объяснявшего мне, что очень важно в жизни быть самостоятельным, самодостаточным. Что одна из самых худших вещей — это когда ты кому-то должен. Одалживай другим, помогай — это правильно, но не бери в долг сам, — говорил он мне, — учись обходиться тем, что имеешь. Представляю, что он сказал бы, если бы попал в наше время и увидел, как живут многие люди, имея по 4–5 кредитов. Я и сам последние лет десять постоянно что-то выплачивал, то ипотеку, то кредит за машину. А многие ведь берут еще кредиты на путешествия/свадьбы/телефоны.
Но в словах деда хотя бы был смысл и определенная логика, и они касались собственной жизни, а не отношения к детям, — с этой мыслью я вынырнул из воспоминаний.
— До сорока лет? — возмутился я. — Кто из ребёнка в таких условиях вырастет? Инфантильная бестолочь? А не станет этого славного родителя рядом? Как его бестолочь одна жить будет? Она ж не умеет сама ничего?
Бабуля молчала. Я глядел ей прямо в глаза, а она отводила взгляд. Снова не понимает, что со мной произошло и почему я на себя не похож, — догадался я. Упс, снова одернул себя, возвращаемся в шкуру подростка. Не надо пугать бабушку. Она у Пашки, конечно, жесткая, но как говорится: «не мы такие, жизнь такая».
— Ладно. Вернётся завтра мама, — сказал я примирительно, — расскажет, что там случилось. Подумаем все вместе, как дальше жить будем.
Мне надо было хотя бы посмотреть на учебники. Разобраться с расписанием занятий. И вообще, надо уже браться за учебу. Эти мысли забавляли, но шутки шутками, а экзамены предстоят настоящие.
Я прошел через гостиную в маленькую комнату, огляделся. Ни полки с учебниками, ни письменного стола как такового.
— Что ты в материной комнате ищешь? — услышал я из кухни голос бабули.
— Я думал, маленькая комната моя, — оправдываясь, ответил я, выходя в кухню.
— Ты в гостиной спишь, — показала мне бабушка на старый диван.
— В гостиной? Понятно. А учебники мои?
Бабуля подошла к старому шкафу с меня высотой. Снизу это был комод с тремя ящиками. Сверху открытая книжная полка. А между комодом и полкой оказалась откидная дверца. Бабушка повернула ключик, привязанный шнурком к ручке, дверца откинулась и превратилась в столешницу. Вот оно что. Внутри оказались еще две полки. Я поблагодарил бабулю, взял стул и сел за секретер.
Вот они, учебники. Я помнил такие. Интересно. Нужна алгебра. Я нашёл по корешку нужный учебник, открыл, посмотрел. И закрыл. Мой мозг ещё не готов к возвращению в школу. Ещё не время. Лучше посмотрю, что здесь вообще есть. Чем Пашка жил.
Нашёл дневник. Аккуратный какой почерк. Прямо каллиграфический. Интересно, а я смогу так же писать? Я взял первую попавшуюся тетрадку. Поискал везде ручку. Не нашёл. Где мой портфель? Может, там ручка?
— Ба, не видела, где мой портфель?
— В сенях посмотри.
Я вышел в сени. На улице стемнело, и в сенях стояла такая же темень. Что же у них тут лампочки нет? Я оставил дверь в кухню открытой и принялся искать что-нибудь, похожее на портфель. В потёмках не нашёл. Вернулся в кухню.
— Ба, что света нет в сенях?
— Лампочка перегорела.
— Давай поменяю. Есть новая?
Бабушка посмотрела на меня изумленно.
— А ты умеешь? — спросила она недоверчиво.
— Лампочки менять? А что сложного? — растерялся я. Может, у них тут система какая-то сложная, без патрона? Что она так удивилась-то?
Я повернул к себе абажур над обеденным столом. Нет, всё обычное, патрон, лампочка. Н-да. Похоже, что Пашка Ивлев избалован был серьезно. В таком возрасте не уметь лампочку вкрутить.
— Я попробую. Давай лампу, — сказал я бабуле. — Есть фонарик?
Она принесла мне ручной динамо-фонарик. Я покрутил его в руках, тонкая работа. Нажал на динамо. Лампочка сразу загорелась.
— Какой интересный экземпляр, — сказал я.
— Трофейный, — отозвалась бабуля, подавая мне новую лампу.
Я пошел в сени. Посветив фонариком, обнаружил перегоревшую лампочку Ильича, заменил её и включил свет. Другое дело.
Я осмотрелся в сенях. Большой сундук под вешалкой. Напротив маленькое окно. Под окном скамеечка, уставленная обувью. Под скамейкой тоже обувь. А портфель-то где? Неужели вот это раритетное ископаемое и есть мой портфель?
На сундуке, прислоненный к стенке, стоял портфель из толстой рыжей кожи, местами протёртый, с заломами и царапинами. Я расстегнул по очереди две пряжки и осмотрел содержимое. Мятое тёмно-синее трикотажное трико, белая майка-алкоголичка и стоптанные полукеды лежали вперемешку с тетрадями. Учебников не было. Зато я вытащил из портфеля седьмой том собрания сочинений Артура Конан Дойля. Седьмой том! Я в своё время в Москве такой роскоши не видел. Я сгреб в портфель всё, что из него выудил и, выключив свет в сенях, прошёл к себе.
Сев перед открытым секретером, начал выкладывать из портфеля его содержимое на столешницу. Трико, майку и кеды я бросил на пол. Зима же, лыжи должны быть, вроде.