Ревматология по косточкам. Симптомы, диагнозы, лечение

Телеграфным текстом рассказываю. Сделать снимок, обязательно. Сдать эти анализы. Обязательно. Уже сейчас можно подключить противовоспалительную терапию. Обязательно прийти с доосбледованием.

– Слышите, обязательно! – говорю я ангельской жене хамского хама.

– Да-да, я постараюсь. Но видите, он какой…

Я выдыхаю, когда они уходят. Лучше принять десять пациентов, чем одного такого.

Так вот они, как раз десять. Скопились под кабинетом. Ропщут. Хамский хам им напоследок еще дровишек подкинул:

– Курица там сидит, ку-ри-ца.

Следующего пациента принимаю с алыми ушами и щеками. Благо понимающий дядька попался, подмигнул, пошутил. И я с радостью переключилась на нового благодарного пациента.

На следующий прием пациент попал не ко мне. Ротация: новый месяц – новый доктор.

Теперь с алеющими щеками пришла моя коллега.

– Такой хам сегодня был на приеме! Кидался в меня снимками и анализами, курицей называл.

Хамский хам – очень узнаваемый персонаж!

– И что там?

– Явное воспаление в крестцово-подвздошных сочленениях и уже вторая стадия.

– Бехтерева, – киваю я.

– Лечение вряд ли будет принимать, но я все расписала, конечно…

– Без жены был?

– Без.

– О-о-о, это тебе вдвойне досталось, – сочувственно киваю я.

– Да у меня до сих пор руки трясутся! – всхлипывает моя коллега по несчастью.

Прошло пять лет.

«Кирилл Алексеевич Рахманинов», – читаю я на истории болезни. Иду знакомиться в мужскую палату.

Из палаты раздается до боли знакомое: «Да ты совсем, что ли, курица? Ты что мне принесла? Иди и принеси свежее!»

Ох ма-а-амочки, прошло уж лет пять, как я не принимаю в поликлинике. Но этого хамского хама помню очень хорошо. Только на приеме он мне двадцать минут мозги полоскал. А теперь в стационаре – это ж неделя минимум. А то и две.

Я его не узнала. Помнила цветущего щеголя. А тут – состарившийся обрюзгший сутулый дед. Да он ли это?

Глаз на меня мой пациент поднять не смог. Да нет, совесть в нем не проснулась. Просто шея не гнулась. Ни вверх, ни вниз. Ни вправо, ни влево.

В диагнозе сомнений не было. Ни пять лет назад, ни тем более теперь. Болезнь Бехтерева, которая начиналась с иридоциклита. И почти параллельно появились общая утренняя скованность с предутренними болями в спине.

– Не буду! Не буду я пить ваши таблетки обезболивающие! Вот еще, печень сажать. Откапайте меня – мне на три месяца хватает. Потом снова приду.

– Ваше заболевание не лечится капельницами. Основное лечение – таблетки.

– Ха, вот еще, – гаденько ухмыляется он, пытаясь разглядеть меня исподлобья.

– А еще надо двигаться, вот комплекс упражнений.

– Ой, да засуньте его себе обратно в папку, дорогой доктор!

Как и ожидалось, таблетки он не пил. Костерил на каждом обходе медицину в целом и отделение в частности. Особенные комплименты доставались лечащему врачу – мне. Вдох-выдох. К концу первой недели я перестала реагировать на его выпады. Ко всему человек привыкает.

Выписать раньше он себя не дал. Отлежал все положенные дни. И в день выписки капельницу получил. На посошок.

Соседи по палате сначала хотели вразумить его, но были посланы по известному адресу. Отстали. Не разговаривали с ним. Сошелся он только со старшей буфетчицей Клавой. Они вдвоем собирались на лавочке и обсуждали каждого сотрудника отделения – со всеми его или ее потрохами.

Выписка его была для меня праздником. Бонусом к выписным рекомендациям я получила «курицу», «козу надменную» и «докторку чумную». Жена за две недели его лечения, наоборот, посвежела. Конечно, целый отпуск образовался у человека.

Что ее держит рядом с таким… хамским хамом?

Мы встретились еще раз. Он лежал на этот раз в травматологии. Его готовили к протезированию тазобедренного сустава.

Он клял всех на чем свет стоит.

Его не брали на протезирование с зашкаливающей СОЭ. Он написал пятистраничную жалобу в Минздрав, и его таки положили в отделение. Но СОЭ от этого не изменилась.

Позвали ревматолога.

– Ну, пиши нам, можно его оперировать или нет? – Коллеги спортивно попытались переложить ответственность на меня.

– Я допусков не раздаю. Расписываю лечение. А вот берете вы его оперировать или нет – решайте сами.

– Так не можем! – ответили хором два молодца.

– Вы и без меня это знаете.

– Ну давай ему СОЭ собьем, а? И прооперируем. И домой его. Ну житья нет от него! Смилуйся, государыня-рыбка!

– СОЭ вы быстро собьете только преднизолоном. Причем лошадиными дозами. Готовы оперировать его на больших дозах гормонов?

– Да ну на фиг.

И я об этом.

На том и разошлись. В очередной раз рассказала я, что и как надо принимать, как упражнения делать.

У пациента была уже одышка в покое. Дыхательный объем из-за окостеневшего грудного отдела позвоночника при вдохе совсем не двигался. Дыхательная экскурсия грудной клетки ноль сантиметров.

Он был уже один: «Ушла от меня курица эта. Бросила».

О дальнейшем продолжении истории я узнала уже от патологоанатомов.

Он все-таки попытался обмануть судьбу. Достал и откапал на дому лошадиную дозу гормонов. Анализы – на время – стали лучше. С победным видом он предъявил их в министерстве, и его все-таки взяли на операцию в другой центр.