– Хорошо, сделаем снимочки. Через полчаса приходите за листом назначения на пост, там будут капельницы и таблеточки.
– Как же без диагноза, доктор?
– Хороший вопрос, Лариса. На самом деле диагноз ваш мне уже понятен. Для уточнения рентгенологической стадии не хватает снимка. Но то, что это ревматоидный артрит, – сомнений уже не осталось.
– Может, подождем снимка? – с надеждой просит Лариса.
– Лариса, обязательно подождем. Терапию ревматоидного артрита мы начнем только после снимка. Но! Неспецифическую противовоспалительную терапию мы можем начать уже сейчас. Так можно. Я вижу выраженное воспаление – и мы уже сейчас можем снизить боль. Вам станет легче.
В глазах Ларисы читается недоверие.
– Я боюсь всей этой химии…
– Лариса, химия вокруг нас. Мы с вами сами – химия. Если уж на то пошло, гораздо страшнее было пить отвары трав с неизвестной концентрацией, чем принимать сейчас таблетки с четкой дозой и понятным механизмом действия.
Лариса молчит.
– Решение за вами, конечно. Но вы и так много времени потеряли. Да и… плохо вам, я же вижу. И, в конце концов, вы же сдались к нам, вы уже в стационаре.
– Да, да, Елена Александровна, давайте делать все, что нужно в таких случаях, я решилась. – Она шумно выдохнула.
Утром следующего дня рентген кистей подтвердил диагноз Ларисы. Ревматоидный артрит. Артрит, который изрядно напортачил за это время. Множественные эрозии в костях. Это краевые дефекты. Сужение суставных щелей. И околосуставной остеопороз – перестройка костной ткани. Что радовало – потерянных суставов не было. Объем движений можно было восстановить, погасив воспаление.
Когда я пришла рассказывать о базисной терапии, Лариса была совсем другой.
– Я сегодня спала пять часов! Под утро, правда, боли вернулись… Но… пять часов сна! Это невероятно!
– Лариса, вы ведь можете вернуться к нормальной жизни.
– Елена Александровна, я готова. Я устала от боли. Я и правда боюсь, что я что-то с собой сделаю.
Я расписала базисную терапию, маленькую дозу гормонов. Через десять дней пациентку было не узнать. Она помогала двум своим пожилым соседкам, порхала по всему отделению.
Муж ее пришел с двумя огромными букетами роз – жене и ее доктору. То есть мне.
– Вы вернули мне жену! – Мужчина сиял. И я тоже. Было чему радоваться.
Пришло время прощаться. Я расписала терапию, которую Лариса будет принимать дома.
– Через три месяца вам нужно прийти с этой терапией и свежими анализами к ревматологу. Чтобы оценить эффективность и безопасность терапии.
– Доктор, я все сделаю. У меня только один вопрос: а когда мне можно беременеть?
А вот это очень важный вопрос. Я уже говорила при назначении препаратов, что на фоне метотрексата беременность не планируется. Метотрексат блокирует деление клеток. В том числе половых. К сожалению, беременность на фоне метотрексата заканчивается пороками развития или замирает.
Более того, в течение шести месяцев после отмены метотрексата беременеть все еще нельзя.
– А что же делать? Мы с мужем хотим… Мне уже тридцать пять…
– Нам нужно достичь ремиссии. И тогда уйти на ту терапию, которая совместима с планированием и с самой беременностью.
– А как это ускорить? – просящими глазами смотрит Лариса.
– Сейчас нельзя вас лишать терапии. Иначе будет так, как было при поступлении. Нужно время. Накопиться терапии.
Ремиссии мы достигли через два года. Суставы не болели, анализы были чудесные, на снимках в течение года нет ухудшения. Да, это и есть ремиссия, знакомьтесь.
Но все это было на фоне метотрексата. Гормонов на тот момент давно уже не было в назначении. Настал день икс. Отмена метотрексата – пациентка пишет себе заветную дату в блокнотике. Мы заменяем метотрексат на препарат, который совместим с планированием беременности.
Да, он слабее. Но в нашем случае лучше слабенькая терапия, чем никакой. Если не назначить ничего, уже через несколько месяцев случится бурное обострение.
Через полгода от заветной даты пара вступила в этап активных попыток. Но… месяц за месяцем, а тест все не полосатился. Через девять месяцев после отмены метотрексата и трех месяцев активных попыток обострился артрит.
Пациентка была активно нацелена на беременность и настроена терпеть боль. Но я предложила другой вариант.
– Нам нельзя допускать высокую активность. Это может помешать вам выносить беременность. Мы начинаем преднизолон.
– Опять?
– Да, опять.
– Я вам верю, доктор. – И попытки зачать продолжились.
Еще через два месяца я улыбалась «Вотсапу». В нем была картинка полосатого теста.
Через два с половиной месяца вчитывалась в двенадцатинедельное узи Ларисы и рассматривала курносый нос на снимке.
На время беременности ревматоидный артрит прикинулся лапочкой и не напоминал о себе совсем. И даже когда наша героиня родила, суставы не разболелись.
– Я буду кормить, Елена Александровна, я решила. – Голос Ларисы тверд.
Что я могу сказать на это?
– Кормите. Но, если возобновятся боли, пожалуйста! Не терпите и не геройствуйте. – Я понимаю, что с гормонами не поспорить. Да и грудное вскармливание – штука полезная.