Ревность

— Живей, Мира. Ты до сих пор одета, — властный голос выдернул меня из фантазий. А я заряженная обнажённым, соблазнительным торсом мужа, сполна погрузившись в любование им, почему-то забыла о страхе, о злобных и ненавистных взглядах исходящих от него. По наивности решила, что мне возможно привиделось и на самом деле Гера всё также любит меня, как беззаветно и преданно любил все семь лет брака, промелькнувших как один день. Вот и получилось, что один брошенный взор на его шикарное и обещающее много удовольствий тело способен лишить меня остатков мозгов, потому что я споро стащила через голову пуловер, затем избавилась от юбки. Когда дошёл черёд до белья и чулок, то услышала:

— Повернись задом.

Сегодня на мне надет бежевый комплект с чёрными кружевными вставками. Я выполнила, как он сказал, а после заведя руки за спину, расстегнула застёжку бюстгалтера, чтобы, спустив лямки с плеч, отбросить его в образовавшуюся на полу кучу одежды. Только потянула трусики вниз и тут же последовал новый приказ:

— Медленно, Мира. Очень медленно.

Я многозначительно усмехнулась, но развела ноги на ширину плеч, чтобы, согнувшись пополам, выставить попу на широкий обзор. Трусики под моим управлением медленно скользили вниз по ногам до самых щиколоток. Только после этого я выпрямилась, сильно прогибаясь в пояснице и одним движением головы отбрасывая копну длинных волос за спину, затем переступила через бельё и потянулась к чулкам, но властный голос снова остановил:

— Ложись на кровать животом.

Забравшись через изножье на кровать, я на четвереньках, не забывая призывно вилять попой, доползла до изголовья и растянулась на прохладном покрывале. Муж вскоре устроился верхом на моих бёдрах и неспешно водил по спине и ягодицам горячими ладонями. Ощутив через тонкие чулки шершавую ткань, я догадалась, что он так и не снял брюк. Неожиданно раздался шелест ремня, вытаскиваемого из шлёвок. Новый холодок пугающей неизвестности пополз вдоль моего позвоночника. И я обернулась в самый неудачный для себя момент, чтобы увидеть, как Гера, согнув кожаный ремень пополам, проверял его на прочность. После этого зрелища уже не страх, паника захлестнула с головой.

— Гера, что ты делаешь? — мой дрожащий тонкий голос диссонировал с повелительным мужским.

— Воспитываю потаскуху-жену, — короткий ответ, после которого на мою попу обрушился шквал ударов широким кожаным ремнём. А я завопила во всю глотку.

— Нет! Остановись, Гера! Что ты делаешь? — громко кричала наравне с раздающимися звуками порки.

— Я уже ответил, Мирочка, что я делаю, — хлёсткий, подобно обрушивающимся на меня ударам ремня, ответ. И новая серия безжалостного «воспитания», которое высекало из меня плач, стоны, крики, ругательства, но все они оказались бесполезными. Мне чудилось, что кожа на ягодицах лопнула под воздействием издевательской трёпки. В голове рисовались картины сильного кровотечения, уродливых шрамов на тонкой нежной коже. От этого становилось ещё страшнее и ещё больнее. Вскоре мои крики превратились в жалостливые всхлипы. Потому что терпеть издевательство было невыносимо не только из-за физических мучений.

— Гера, пожалуйста, умоляю, остановись.

Хлестание перекинулось на спину. И я завопила от новой порции терзаний. Начала брыкаться с удвоенной силой. Удары прекратились, но я не успела сделать облегчённый вдох, как мою голову воткнули в подушку больно прихватив кожу с волосами на затылке. Следом раздался яростный шёпот на ухо:

— Ещё одно движение и воспитывать тебя придётся не в спальне, а во дворе. Чтобы все желающие полюбовались какая шлюха мне досталась в жёны и на что приходится мне идти, чтобы держать твою похоть в узде.

Я затихла от прозвучавшей угрозы. Гера не адекватен, ясно как день, поэтому пришлось задушить сопротивление и затолкать свой упрямый норов подальше, чтобы не умереть раньше времени от разрыва сердца по причине жуткого стыда, если муж осуществит угрозу. Но вскоре дыхания стало не хватать, голова кружилась, а лёгкие зажгло от острой нехватки кислорода. Я снова задёргалась. Голова вдруг освободилась, и я жадно глотала живительный воздух, смаргивая чёрные мушки перед глазами. Но не успев прийти в себя, услышала очередной поток брани от мужа:

— У всех жёны как жёны, и только у меня потаскуха. — После чего на мою спину, рассекая воздух противным свистом, снова обрушился проклятый ремень.

Слёзы уже сплошным потоком текли из глаз, несмотря на полное отсутствие всхлипов. Я больше не тряслась в рыданиях. Должно быть выдохлась. Но слёзы текли и текли, видимо старались смыть боль с тела и с души. Но, к сожалению, это им было не по силам. Отстегав спину, Гера вернулся к попе, безостановочно выплёскивая бешенство. Рыча и матерясь на все лады, он раз за разом опускал ремень на кожу ягодиц. Хлёсткий звук, отражаясь в ушах, проникал до самого нутра, невольно нанося раны и там.

— Зато в будущем сто раз подумаешь, прежде чем рискнёшь вертеть задом перед чужими мужиками при живом муже, — злобно выговаривал тот, кто называл себя им.