«Ревность» и другие истории

Хелена с Джулианом и маленьким Фердинандом на руках встретили меня на крыльце ресторана. Джулиан широко улыбался, а Хелена бросилась мне на шею и потом еле отцепилась. Мы с ней постоянно переписывались. Точнее говоря, она рассказывала, как у них дела, а я читал. Читал так же, как привык слушать, а мои короткие ответы состояли преимущественно из наводящих вопросов, подобные которым я задавал допрашиваемым.

По словам Хелены, поначалу им пришлось непросто. На Джулиана случившееся повлияло сильнее, чем казалось вначале. Когда эйфория оттого, что он спасся и снова был с Хеленой, поутихла, он помрачнел, замкнулся, стал неуступчивым — да практически другим человеком, не тем, в кого она когда-то влюбилась. Так считала Хелена. И еще он все время говорил о брате. Он простил Франца, похоже, для Джулиана было важно, чтобы и Хелена, и ее родители поняли, что Францем двигала не злоба, просто он очень, очень влюбился.

Дело зашло настолько далеко, что Хелена начала подумывать, не расстаться ли им, но тут произошло событие, все изменившее: она забеременела.

И в тот самый день Джулиан словно очнулся, стал тем Джулианом, какого она уже почти забыла и какого видела лишь один-единственный раз, той ночью, после которой он исчез. Радостным, добрым, отзывчивым, легким, любящим. Возможно, не таким радостным, каким он был той ночью, ну и что с того? Все женщины полагают, что их мужья в начале отношений вели себя иначе. А ее муж — верный, любящий и трудится на благо семьи, так чего же желать еще? Даже отец Хелены признал, что муж ей достался толковый и надежный, такой, кому в свое время можно будет поручить ресторан.

Когда родился Фердинанд, Джулиан, по словам Хелены, плакал, словно ребенок. Любовь к сыну переполняла его. «Распирала, как тепло — печку, — так написала мне Хелена, — а теперь, когда на Калимносе зима и шторма, нам это тепло очень пригодится».

* * *

— Значит, по-вашему, «Выше только орлы» вам по плечу, — улыбнулся Джулиан, когда я отнес вещи в номер и спустился пообедать в ресторан.

Коронным блюдом здесь был осьминог на гриле, и на вкус он и впрямь оказался сногсшибательным. Я заметил, что Джулиан не ест, и подумал, что это, наверное, из-за россказней о том, будто осьминоги едят утопленников. Впрочем, россказни эти не совсем безосновательны — от утопленников при случае ни один морской обитатель не откажется.

— Не знаю, — признался я, — но я, по крайней мере, тренировался — лазал немного в окрестностях Афин.

— Тогда завтра с утра пораньше и поедем, — решил он.

— Маршрут очень длинный, — сказал я, — сорок метров.

— Это ничего, у меня веревка на восемьдесят метров.

— Отлично.

Телефон у него заиграл. Джулиан потянулся было ответить, но посмотрел на меня и замер.

— Никос, вы что-то побледнели. С вами все в порядке?

— Да, — соврал я и натужно улыбнулся. Желудок сжался, а все тело покрылось испариной. — Ты бери трубку.

Он испытующе смотрел на меня. Возможно, решил, что я испугался грядущих испытаний на маршруте.

Джулиан взял телефон, и песня наконец стихла.

«Whole Lotta Love».

Эта песня, как обычно и бывало, не просто перенесла меня на сорок лет назад, на дерево в оксфордском кампусе, — на меня накатила еще и физическая дурнота.

Джулиан, похоже, понял, что дело не в трассе.

— Вам что, рингтон не понравился? — спросил он, закончив говорить по телефону.

— Долгая история. — Я почти пришел в себя и усмехнулся. — А я-то думал, ты «Лед Зеппелин» не любишь. По-моему, раньше у тебя какой-то другой рингтон был, поспокойнее.

— Разве?

— Ну да. Певец, которого зовут что-то вроде Эд Чип… Или Эд Шип…

— Эд Ширан! — воскликнула Хелена.

— Да, точно. — Я посмотрел на Джулиана.

— Обожаю Ширана! — обрадовалась Хелена.

— А ты, Джулиан?

Джулиан Шмид поднес к губам стакан с водой.

— Можно ведь и «Лед Зеппелин» любить, и Ширана. — Пил он долго, не сводя с меня взгляда. — Я тут вот что подумал, — проговорил он, поставив наконец стакан на стол, — по прогнозам завтра дождь обещают, а тут никогда не знаешь, дойдут тучи до острова или мимо проскочат. Хотя маршрут горизонтальный, скала запросто намокнет, так, может, прямо сейчас поедем? Уезжаете вы уже послезавтра, поэтому стоит попытаться.

— Да, вы же не ради меня с Фердинандом приехали! — рассмеялась Хелена.

Я улыбнулся.

Мы пообедали, и я ушел к себе в комнату собираться. Складывая рюкзак, я поглядывал в окно, на играющих Джулиана и Фердинанда. Мальчик, заливаясь смехом, бегал вокруг отца, и каждый раз, когда Джулиан подхватывал его и кружил, так что с мальчугана сваливалась сине-белая шапочка, малыш визжал от восторга. Напоминало танец. Танец, который мой отец никогда со мной не танцевал. Или все же танцевал? Тогда, значит, я просто забыл.

* * *

— Ну как, волнуетесь? — спросил Джулиан, когда мы, молча доехав до пляжа, остановились там, где когда-то обнаружили машину Франца.

Я кивнул и посмотрел на пляж. Сегодня он казался другим. Солнце спряталось, а волны с миролюбивым шепотом набегали на берег.