— Думаю, Женька напоила его чем-то успокаивающим. Петька всегда очень переживает, когда в жизни случаются всяческие стрессы. Он и
— Снотворным?
— Не знаю, она ведь врач по образованию — правда, не практиковала никогда, — но уж в транквилизаторах разбирается…
Вскорости мы подошли к дому, и Настя спросила:
— У вас ко мне есть еще вопросы?
— Пока нет, — ответствовала Леся, — но если будет нужно, — мне показалось, что она хочет сказать: «Мы вас вызовем», однако девушка переформулировала, — то я снова к вам обращусь.
— Велкам, — проговорила Сухарова.
Петр стоял на крыльце — похоже, поджидал нас. Настя переключилась на него:
— Петь, давай еще раз сгоняем в город, в полицию. Я хочу узнать, когда и как мы сможем забрать тело Вадика. — При этих словах лицо творческого директора Горелова исказила мучительная гримаса. — И как его везти потом на родину. А вы, — обратилась она к нам с Лесей, даже почему-то скорее ко мне, чем к Лесе, — можете пока поговорить тет-а-тет с Женей.
— Давай поедем, — безразлично ответствовал Насте Петр. Его лицо теперь казалось безжизненным и бесстрастным.
— Только я сяду за руль, ладно? — мягко попросила Анастасия. — Не хочу, чтоб ты, Петька, меня куда-нибудь втемяшил.
Петя почему-то покраснел, однако с подчеркнутой индифферентностью пожал плечами.
Настя залезла за руль «Лендровера». Петр поместился рядом. Взревел мотор, пахнуло выхлопом (в здешних чистейших местах аромат отработанных газов, даже от одной машины, казался нестерпимым), и они отбыли.
— Ну и шведская семейка, — неодобрительно прошептала, глядя им вслед, Леся.
— Для Москвы обычное дело, — небрежно бросил я, стараясь уколоть ее, провинциалку, и небрежностью тона, и привычностью (для меня) свободных столичных нравов.
— Ну и очень плохо, что обычное, — брезгливо проговорила девушка.
На крыльце мы были одни — и одни, казалось, во всей вселенной.
— Кстати, Леся! А помнишь ли ты о том, — сменил я тему разговора, — что согласно нашим с тобой изысканиям, все, о чем говорится в этом домике, кто-то прослушивает? И записывает?
— Ой, забыла! — воскликнула девушка. Простосердечным признанием своей оплошности она стала мне как-то ближе.
— Интересно бы знать: кто нас слушает? И зачем?
— Да, — подхватила Леся, — а еще хорошо бы добыть запись вчерашних разговоров: что здесь творилось в момент убийства.
— Ну, убивали же не здесь, а в другом домике.
— Все равно: мы бы знали, кто в момент убийства точно находился здесь, у кого стопроцентное алиби.
— Убийца может свой голос (как свидетельствуют детективные романы) заранее записать на пленку, — возразил я, и опять сыщица со мной согласилась:
— И правда… — А потом вскинулась: — А давай пойдем посмотрим на прослушку. И… И, может, снимем ее?
— Я думаю, самое время.
Проваливаясь в снег, мы обошли дом. Ключ от щитка висел на месте. Я отпер распредустройство.
Коробочки внутри не оказалось. Девушка чуть не носом в щиток залезла, забыв о собственной боязни электричества и презрев технику безопасности, все осмотрела и нервно усмехнулась:
— Сняли.
Она стала осматривать снег, ведущий в лес. Новых следов на нем не обнаружилось: все та же вспаханная полоса. Но тот, кто снимал подслушивающее устройство, вполне мог пройти по ней, а потом опять закидать — допустим, саперной лопаткой — собственные следы.
— Знать бы, кто ее утащил, — сквозь зубы протянула девушка.
— Одно из двух, — заметил я, — либо тот, кто ставил, либо тот
Леся с долей сарказма подхватила:
— А мог — любой третий, случайно ее заметивший…
— А может быть, ее поставил — а потом, когда совершил свое черное дело, убрал — сам убийца?
— Может, и так. Знать бы, зачем.
— Ну, например, для того, чтобы быть уверенным: ненужные свидетели — в доме. Они не появятся внезапно в том коттедже, где происходит убийство.
— Молодец, Алябьев, — слегка высокомерно похвалила меня Леся. — Умеешь логически мыслить.
— А у меня всегда по математике пятерка была. Даже и по
— Тогда реши хотя бы одно уравнение из целой системы со многими неизвестными: кто и зачем поставил «жучок»?
— Не могу. Не понимаю, — развел я руками. — Сам голову ломаю: зачем ее поставили, для кого, какая связь с убийством…
— Если ты думаешь, — призналась Леся, — что понимаю — я, то глубоко и серьезно заблуждаешься… — Она кивнула на щиток: — Закрывай!
Мы вернулись к крыльцу. Отряхнув с ботинок снег, вошли в дом.
Женя Горелова лежала в своей спальне в той же позе: больная нога на спинке кровати, в руках книжка Льосы. Однако мысли ее, казалось, витали далеко от латиноамериканских страстей. Увидев нас, девушка приветливо улыбнулась.
— Можно с вами поговорить? — немедленно взяла быка за рога Леся.
— Можно, — улыбнулась она. — Если только ваш очаровательный спутник отнесет меня к месту беседы.