— А у вас лично с Петром Гореловым были
— Что вы имеете в виду? — вскинула брови девушка.
— Ну, говорят, вы много ездили, отдыхали все вместе, вчетвером… — неопределенно проговорила юная сыщица.
— Да, мы, обе пары, хранили между собой довольно близкие, дружеские отношения.
— А что-то большее, чем просто дружба, между кем-то из вас было?
Вдова вдруг рассмеялась. Смех ее прозвучал натужно, неискренне, деревянно.
— Глубоко копаете, Олеся, ох, глубоко… Значит, в вашей юной головке и такая комбинация сложилась: я стала любовницей Пети, и мы с ним вдвоем устроили заговор для того, чтобы изничтожить моего мужа?
Леся не ответила, и после паузы вдова продолжила:
— О чем мы вообще говорим? Петя органически не способен кого бы то ни было убить. Он даже муху газетой пришибить не в состоянии, даже мышеловок никогда не ставил, потому что бедненьких мышек жалел… да и я тоже, уж поверьте, своего супруга не убивала… Да и физически не могла этого сделать, я же все время была с вами на горе, вы своими глазами меня видели… Не составляли мы с Петей никакого заговора против Вадика, уверяю вас…
— Я не о заговоре спросила, а об
Сухарова долго молчала, хмурилась, потом наконец выдавила из себя:
— Не знаю, стоит ли рассказывать, а то вы, может, опять неверно истолкуете… Впрочем, мы уже зашли довольно далеко, и в прямом и в переносном смысле, давайте поворачивать назад к дому…
Впереди, сквозь ели и полумрак полярного дня, светили огни бензоколонки, и по трассе в сторону Рованиеми и Киттиля порой проносились машины. Мы даже стали слышать нарастающий и удаляющийся шум моторов.
Мы развернулись и зашагали заснеженной дорогой назад.
— Когда-то, — задумчиво промолвила Настя, — довольно давно, лет уж семь или восемь назад… Неохота об этом рассказывать, даже вспоминать не хочется… Но я уверена, вы оба порядочные молодые люди и не станете об этом распространяться, и уж тем более не используете нам во вред… Так вот, когда-то, когда мы все вчетвером были гораздо моложе, дурнее, развязнее, случился у нас один эксперимент… Прошу заметить, по взаимному, всех четверых, согласию… Короче говоря, я переспала с Петей. А мой Вадим — с Женей. Вы шокированы?
Краем глаза я заметил, что краска залила Лесино лицо. «Все-таки она девственница какая-то, — подумал я досадливо. — Одно упоминание о свингерстве ее смущает». И, поскольку юная сыщица ничего не ответила (похоже, она была выбита из колеи), Сухарова продолжила:
— Мы хотели новизны. Праздника. И новых ощущений. И мы их получили. И вроде бы освежили свои чувства. Но… Но неприятных эмоций — ревности, гадливости — поверьте, мои юные друзья, — рот Насти скривила грустная полуулыбка, — мы испытали гораздо больше. И подобных экспериментов решили больше никогда в жизни не повторять…
—
— В смысле? — Настя холодно подняла брови.
— Я имею в виду, что вы со своим одноразовым любовником Петром могли не продолжать интимных отношений. — Молодая детективщица справилась со смущением и, вероятно, чтобы затушевать его, бросилась обсуждать тонкие вопросы интимной сферы с грацией слоненка: — А ваш супруг и Женя —
Тень легла на лицо вдовы.
— Петя… — задумчиво промолвила она. — Да, Петя… Буду откровенна: он-то хотел, чтобы мы продолжили наш с ним
— Вам. Из ревности, — холодно ответствовала Леся.
— Ой, не смешите меня! — воскликнула Сухарова и вдруг заплакала. Она вытащила из кармана платок, стала утирать слезы. Плечи ее сотрясались. Мы с Лесей стояли рядом, не зная, что сказать.
Когда она наконец успокоилась и мы продолжили свое шествие назад в коттедж, мимо нас пролетел знакомый «Лендровер» — из городка возвращался Петя. Он не остановился подле нас, а поехал прямо к дому.
Леся спросила Сухарову:
— А почему Горелов сегодня такой странный?
— Петька-то? — Настя отплакалась и выглядела совершенно успокоенной. — А что в нем странного?
— Ну, он все время был такой живой, остроумный… А сейчас какой-то заторможенный…