Революция 1917 года глазами современников. Том 1 (Январь-май)

Несомненно, что все существующие армии в отношении внутреннего устройства оставались до сих пор чужды демократическому принципу. Английские и французские войска похожи в этом смысле на германские и австрийские. Черты различия, конечно, имеются, но они не так уж многочисленны и, сверх того, сводятся к мелочам, зависят от бытового уклада соответственных народов больше, нежели от какой-нибудь продуманной системы.

Главные же принципы военной администрации всюду одинаковы. И это неудивительно, ибо самое бытие армии покоится на некоторых простейших законах массовой психологии, законах, по-видимому, столь же всеобщих и неизменных, как законы физики и химии. Все известные нам армии, во-первых, иерархически устроены, во-вторых, предполагают безусловное подчинение старшим младших, в-третьих, имеют регулятором всех внутренних отношений организованное принуждение, достаточно грозное, чтобы принудить к послушанию недисциплинированные элементы.

По «конституции» своей современная армия приближается к типу абсолютной централизованной монархии. Из истории мы знаем, что образование абсолютных монархий и создание постоянных армий шло в Европе параллельно, причем навыки мысли и приемы управления постоянно переносились из одной области в другую. В XVIII веке и в первой половине XIX армия была подобна государству. Затем обозначились признаки расхождения. Полицейский абсолютизм исчез, в одних странах раньше, в других позже. За установлением правового государства последовала постепенная демократизация законодательства и управления. Однако армии остались в стороне от этого процесса. Он коснулся их лишь с одной стороны посредством введения всеобщей воинской повинности. Армия стала вооруженным народом — термин, приобретающий свое истинное значение только во время войны, когда произведена мобилизация.

По составу своему армии приблизились к народу. Благодаря переменам в государственном устройстве они из инструментов насилия и угнетения стали, по крайней мере в идее, средством для защиты национальной свободы и самостоятельности, орудием в руках демократии.

Каким образом демократия, по крайней мере современная буржуазная демократия английского или французского типа, делает армию своим орудием? Она, через посредство ответственного перед парламентом военного министра, назначает главнокомандующего и высших генералов.

И это все. Начала, руководящие жизнью самой армии, остались, в общем, те же, что и в XVIII столетии. Случилось это потому, что полное уподобление армии современному демократическому и правовому государству встретило серьезные препятствия практического характера.

Попытки достичь такого уподобления делались неоднократно. Так, во Франции, перед самой войной, возникла целая литература по вопросу о том, как реформировать армию сообразно духу времени и демократическим началам. Напомню книгу Жореса «L’armée nouvelle». Были и другие авторы, предлагавшие порою меры весьма крайние и далеко идущие, например заменить армию поголовным ополчением всего населения без различия пола; роль же постоянного войска ограничить задачами современных штабов и офицерского корпуса.

Но разразилась война, и все эти предложения были отвергнуты как неисполнимые. Друзья и сподвижники Жореса вынуждены были признать, что существующая военная организация всего более отвечает условиям нынешней военной техники. Немного позднее, когда Англия начала создавать вместо прежнего наемного войска новую армию на основе общей повинности, она опять-таки взяла в пример готовые континентальные образцы. Все принципиальные и идейные соображением оказались бессильны перед неумолимыми требованиями жизненной необходимости.

С этими требованиями предстоит считаться и нам на намеченной и уже совершающейся перестройке нашей военной системы.

Всем известно, что бытовой уклад нашей армии многими своими сторонами был связан с полицейским и крепостническим строем старой русской жизни. Теперь, в связи с падением царского самодержавия, тягостные и одиозные особенности военного быта, конечно, должны быть устранены. Они и устранены уже почти повсеместно. Сюда относится рукоприкладство, телесное наказание, рабское бесправие солдата перед офицером — словом, все то, чем давно уже тяготились наиболее чуткие и сознательные личности из профессиональной офицерской среды. Закрепить создавшуюся перемену, ввести ее в плоть и в кровь огромного большинства, будет, конечно, нелегко. Однако это совершенно необходимо. Это нужно прежде всего для увеличения боеспособности армии, для укрепления вооруженной мощи страны и силы ее сопротивления завоевателю.

Но изменение быта в более гуманном и — да простится мне это истасканное и скомпрометированное слово — в более либеральном духе, еще не разрушает собою старых органических законов армии. Оно, это изменение, осуществляется не столько правовым, сколько психологическим путем, вследствие перемены в самосознании солдат и офицеров, переживших революцию. Такое изменение еще не имеет права именоваться реформой армии.