Революция 1917 года глазами современников. Том 3 (Октябрь 1917 г. - январь 1918 г.)

Для четырнадцатилетней политической структуры, всего восемь с половиной месяцев (срок, за который можно разве что выносить ребенка) находившейся в сфере публичной политики, структуры, к тому же расколовшейся на две непримиримо настроенные друг против друга партии, это был выдающийся успех. Но он не был, однако, абсолютным и требовал кропотливого диалога и «наведения мостов» между революционными партиями марксистского и неонароднического толка.

Для этого имелись все возможности. В активе большевиков было несомненное умение «ладить с массой», улавливать колебания в ее настроениях и эффективно реагировать на них. На стороне меньшевиков - опыт «хождения во власть», искусство межпартийных блоков и компромиссов, умение, действуя малыми силами, добиваться значительных политических результатов. Именно меньшевики были и объективно, и субъективно готовы к выполнению необходимых функций в плане подготовки условий для достижения компромисса между партиями, занявшими лидирующие позиции в ходе электорального процесса.

Нравится это сегодня кому-то или не нравится, но к осени 1917 г. путь России к радикальному социальному эксперименту цивилизационного масштаба и значения был и объективно, и субъективно неизбежным. Страна была обречена на этот эксперимент. Более 39 млн россиян, т. е. 80,6 % принявших участие в голосовании, в совокупности своей однозначно высказались за демократическое - на базе многопартийности - будущее страны в русле так или иначе понимаемого принципа социальной справедливости. Это был именно вердикт народа, который не только давал права лидирующим партиям, но и накладывал на них определенные обязательства. Однако вердикта этого претенденты на звание демократов предпочли «не заметить».

Уже тогда впервые проявилось то, что в конце XX столетия продолжало составлять характерную примету политического ландшафта страны: соискатели титула демократов предпочитают видеть в демократии не изначальную ее суть - власть народа, а строй, якобы именно им - «демократам» - дающий право самолично решать за народ его проблемы и судьбы. Достаточно вспомнить в этой связи судьбу всенародного референдума 17 марта 1991 г. о сохранении СССР.

За месяц до октябрьских событий В.И. Ленин писал: «Если есть абсолютно бесспорный, абсолютно доказанный фактами урок революции, то только тот, что исключительно союз большевиков с эсерами и меньшевиками... сделал бы гражданскую войну невозможной» ¹.

Разогнав в ночь с 5 на 6 января 1918 г. Учредительное собрание, силой подавив выступления в его поддержку, большевики делом показали, что «абсолютно бесспорный» урок революции оказался преданным ими забвению. Они внесли свою - на том этапе решающую - лепту в погребение российской демократии.

Знаковым в этом плане стал разгон 5 января демонстрации, выражавшей солидарность с делегатами нового российского «державостроительного» парламента, своеобразного Земского Собора второго десятилетия XX века, собравшимися со всех концов России на свое первое (и, как оказалось, последнее) заседание.

Сравнив этот акт разгона мирной демонстрации с событиями «Кровавого воскресения» 1905 года, Максим Горький ровно через 13 лет - 9 января 1918 г. - с гневом обрушился в газете «Новая жизнь» на большевистскую «Правду», которая «лжет, когда пишет, что манифестация 5 января была организована буржуями, банкирами и т. д. и что к Таврическому дворцу шли именно “буржуи”, “калединцы”». В рядах демонстрантов, констатировал «пролетарский писатель», шли с красными знаменами в большинстве своем рабочие крупнейших предприятий Петрограда: «Именно этих рабочих и расстреливали, и сколько бы ни лгала “Правда”, она не скроет позорного факта» (док. № 220).

За считанные часы своей работы в Таврическом дворце - «палладиуме», оплоте дореволюционного отечественного «народоправства» - депутаты Учредительного собрания успели сделать немногое. В большинстве своем они отвергли оглашенное Я.М. Свердловым обращение ВЦИК Советов с предложением в первую очередь принять «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа», а, следовательно, признать советскую власть. Что на деле лишило бы Учредительное собрание его истинного статуса избираемого всем народом высшего представительного учреждения, единственно уполномоченного решать основополагающие, ключевые вопросы общественно-политического устройства страны²³.

В оставшееся после ухода большевиков время депутаты смогли обсудить и принять два документа, которым суждено было сохраниться в анналах истории лишь в виде «деклараций о намерениях».