Убедительность доводам Скобелева, Авксентеьва и Гоца придали свежие номера пришедших столичных газет. Оказалось, 9 ноября большевики добились того, что совещание уже съехавших в Петроград делегатов Крестьянского съезда (преимущественно крестьян-фронто-виков) постановило провести его всё-таки в столице, а не в Могилеве. Стремясь взять под контроль ситуацию со съездом, В.М. Чернов срочно выехал в Петроград.
Что касается Авксентьева и Гоца, то из Ставки они выехали не в столицу, а на юг страны. Впоследствии стал известен интересный факт. После их отъезда сделалось известно, что Авксентьев вез с собою документ, которым А.Ф. Керенский, передавал Авксентьеву полномочия на составление нового правительства, сохраняя, таким образом, непрерывную преемственность власти. Однако Авксентьев так и не пустил эту бумагу в дело.
Между тем Ленин, не дождавшись реакции Берлина на Декрет о мире и получив отказ Духонина начать переговоры с немцами, 9 ноября от имени Совета Народных Комиссаров по радиотелеграфу обратился к солдатам действующей армии с призывом взять дело мира в свои руки. «Пусть полки, стоящие на позициях, – говорилось в обращении, – выбирают тотчас уполномоченных для формального вступления в переговоры о перемирии с неприятелем. Совет Народных Комиссаров дает вам права на это».
Западные дипломаты никак не осудили эти действия Ленина. Зато 10 ноября 1917 г. начальники военных миссий Антанты выразили Духонину «энергичный протест» против всякого нарушения Лондонского договора 1914 года, в котором союзники обязались не заключать отдельно друг от друга ни перемирия, ни приостановки военных действий. Начальники военных миссий доводили до сведения Духонина, что «всякое нарушение договора со стороны России повлечет за собой самые тяжкие последствия»[531]
.Второе обращение начальников иностранных военных миссий к Духонину последовало 11 ноября. В нём главковерху предлагали выступить с обращением ко всем политическим партиям, а также к армии, дав понять политикам и солдатам, что «честь и патриотизм требуют от них приложить все свои усилия к сохранению и укреплению порядка и дисциплины на фронте»[532]
. О том, что будет в противоположном случае любезно сообщалось в «Справке» о последствиях несоблюдения Россией договора о незаключении сепаратного мира или перемирия[533].В этой ситуации Общеармейский солдатский комитет 11 ноября официально заявил, что армейские настроения заставляют его отказаться от мысли немедленного создания власти. В тот же день французский представитель Садуль срочно встретился с В.М. Черновым и И.Г. Церетели в Петрограде. «Чернов и Церетели с нетерпением ожидают конца войны, который лишит большевиков их самого главного козыря…», – сообщил он по итогам встречи в Париж, поэтому «Церетели и Чернов хотят немедленного мира и не очень щепетильны в отношении качества этого мира». Но, с другой стороны, констатировал Садуль они «как огня бояться мнения союзников»[534]
.Настойчивому французу видимо удалось убедить своих собеседников умерить пыл в стремлении свергнуть Ленина. 12 ноября в своём докладе на заседании Бюро ЦИК 1-го созыва (там заседали социалисты, не признавшие решения II съезда Советов и избранные им органы) Церетели заявил: «главная задача демократии – объединение своих сил, но не для борьбы с большевизмом, что может оттолкнуть многие весьма полезные элементы, а для её собственного укрепления и для спасения революции»[535]
.Духонин же упорно ратовал за немедленное создание авторитетного правительства, которое немедленно начнет переговоры о мире. 12 ноября он выпустил два обращения. Одно адресовалось к политическим партиям. Их Верховный главнокомандующий призывал, не теряя времени дать «исстрадавшейся земле русскую власть, – власть всенародную, свободную в своих началах для всех граждан России и чуждую насилия, крови и штыка». «Армия ждет вашего слова столь же горячо, как жаждет мира, который только вы одни можете дать исстрадавшейся родине», – писал Духонин[536]
.