Революция 20

Но есть еще город, сказал я себе. Он уже достаточно близок, можно даже различить окна в зданиях. Солнечные лучи отражались от стекол и били мне в лицо — словно шпильки вонзались в сетчатку.

В окружающей город стене тоже оказались окна. Значит, это не стена, а жилой комплекс, который наверняка построили для растущего населения. Вероятно, прямо сейчас он пустует, потому что выживших не может быть много. Если только война, протонный шторм или чума не случились гораздо раньше, чем я предполагал, — тогда у людей было время размножиться.

Подойдя ближе, я стал различать звуки города. Совсем не такие, как у других городов: нет привычного дорожного шума, только бормотание множества голосов, и некоторые как будто пели. Я не заметил ни одной автострады или проселочной дороги — неужели здесь нет дорожного движения? С другой стороны, отсутствие дорог в пределах видимости еще не означает, что их нет совсем, а транспортные средства могли вполне стать бесшумными.

Рев газонокосилки, однако, противоречил последнему заключению.

Потом я услышал другой звук — приятный ностальгический звук где-то совсем рядом. Чик-чик. Чик-чик. Чик-чик. И увидел девушку. Она стояла на коленях возле надгробия и ножницами для стрижки травы подравнивала то, что пропустила косилка. Мы посмотрели друг на друга одновременно. Она улыбнулась, встала и пошла ко мне.

На ней было платье с ярким узором, чуть ниже колен, на ногах сандалии. Волосы длинные и черные, в их обрамлении румянец на щеках играл еще ярче. Нос тонковат и с легкой горбинкой, но полные губы с ним вполне гармонировали. Глубокие темные глаза светились теплотой.

Подойдя ближе, она сказала:

— Добро пожаловать в наш город.

С годами языки могут радикально меняться, и я боялся, что окажусь в положении иностранца в чужой стране. Но язык не изменился вообще.

— Спасибо, — искренне поблагодарил я.

— Кажется, вы сбиты с толку?

Наверное, меня выдали глаза.

— Вы правы, — ответил я. — Никогда в жизни не видел столько могил.

— Да, их не счесть. Меня зовут Элизабет.

— Кит, — представился я. Поскольку она не добавила фамилию, то и я не назвал свою. Потом я задал вопрос, на который уже предположил ответ: — Почему на могилах нет имен?

— Пришлось одновременно хоронить так много людей, что нам было не до имен. Пойдемте со мной в город, я как раз закончила работу. По дороге я вам все расскажу.

Интересно, догадалась ли она по моему вопросу и недоумению, которое увидела в моих глазах, что я из другого века? Не похоже. И тем не менее, она определенно поняла, что я не местный.

Элизабет выбрала один проход между могильными табличками, я соседний, и мы пошли в город.

— Все это подробно описано в Апокалипсисе, — говорила она мне через могилы, — хотя отнюдь не все произошло именно так. Святой Иоанн Богослов ошибся насчет битвы при Армагеддоне. Сражение происходило не между силами добра и зла, а между живыми и мертвыми.

— При Армагеддоне?

— Да. Но это была не просто битва. Это была война.

— Откуда взялись мертвые? Восстали из могил?

— Восстали только те, кто умер в тысячелетие с 1914 по 2914 год. Большинство восстали за одну ночь двадцать с небольшим лет назад.

— Как же они могли восстать?

— Вы не читали Откровение Иоанна Богослова?

— Конечно, читал.

— Тогда вы знаете ответ. Живые были потрясены воскресением мертвых. «Здесь нет больше места! — кричали они. — Возвращайтесь в могилы!» Но, конечно, мертвые не послушались. Тогда-то и произошла битва при Армагеддоне. — Она обвела рукой могилы. — Проигравшие покоятся с миром.

Будучи ученым, я всегда рассматривал Откровение Иоанна Богослова как бред сумасшедшего. По моему убеждению, слова Суинберна — «мертвецы никогда не восстанут» — неоспоримая истина. Естественно, я не поверил словам Элизабет о мертвых, восставших из могил. Хотя, должен сказать, ее жуткая история объясняла существование кладбища.

По крайней мере, теперь я приблизительно знал, как далеко меня забросило во времени — если только она не солгала насчет дат.

— Общий Совет, — заметила она, — обсуждает вопрос об удалении вертикальных надгробий или замене их обычными плитками, как на других могилах. Думаю, это хорошая идея. — Она подняла свои ножницы. — Тогда газонокосилка могла бы подстригать всю траву и ножницы больше не понадобились бы. Все мертвые похоронены на равных условиях, и то, что у одних установлены высокие надгробия — просто нелепость.

Да. Нелепость. Как и ее рассказ.

Потом я увидел других людей. Они занимались тем же самым, что и Элизабет до того, как увидела меня, — подрезали траву. Там были дети, они играли в проходах между могилами. Среди взрослых встречались пожилые. Но все люди как один были розовощекие. Некоторые помахали мне, я помахал в ответ. Пестрое разнообразие их одежд заинтриговало меня: что-то вроде стиля «детей цветов», как в шестидесятые годы.

Жажда стала почти невыносимой, и я решил, что первым делом в городе направлюсь к ближайшему киоску с газированной водой. Но когда мы, наконец, нырнули в просвет между зданиями и оказались на городской улице, я не увидел ни одного киоска.