Революция 20

— Бетти! — позвал он. — Боб! Я приехал отвезти вас домой.

Но они не обратили на него внимания. Ни малейшего. Как будто он был пустым местом.

В ярости мистер Уэйд резко затормозил. И тут до него дошло, что он сам ведет себя, как дурак. Они его не видят, потому что он сидит в «Кадиллаке», а в их базах данных нет информации о машинах! Автомобиль для них просто не существует.

Он вытащил из кармана портсигар, собираясь покурить и успокоиться…

Язычком огня подожги меня,
Затянись разок или два.
Дыма выпустишь колечко —
Будет счастливо сердечко!

Почему-то собственные стихи его разозлили. Он сунул портсигар в карман и, в стремлении поскорее схватить Бетти и Боба, рванулся вперед. Внезапно раздался долгий скрежет — острый край портсигара, торчащий из кармана, прочертил на сияющей эмали правого переднего крыла длинную уродливую черту. Мистер Уэйд замер. Инстинктивно послюнил палец, провел по рваной царапине и застонал:

— Ты только посмотри, Чарли! Посмотри, это все из-за них!

Чарли вышел из машины и уставился на крыло «Кадиллака». На его на освещенном луной лице появилось странное выражение.

— Я убью их, — пообещал мистер Уэйд. — Убью собственными руками!

Бетти и Боб удалялись от машины, все так же держась за руки и тихо переговариваясь. Далеко впереди шумела трассы — смертоносная река сияющих огней. Послышался удаляющийся голос Боба: «Обручены мы до исхода дней. Ты видишь ли меня, мой друг с небес, с сверкающей надмирной высоты? Твоим ли голосом мне шепчет темный лес? И разве роза на камнях — не ты?»[27]

Внезапно мистера Уэйда осенило. Просто удивительно, как это раньше не приходило ему в голову! Это же так просто и решает все проблемы! Бетти и Боб будут полностью уничтожены — но, вместе тем, продолжат работать в его имении, причем гораздо лучше, чем раньше! Наверное, подсознательно он уже видел это решение, когда грозился уничтожить скрытые в них кассеты. Но это лишь полдела! Вторая половина — заменить их записи его собственными стихами!

Его охватило радостное волнение.

— Отлично, Чарли, — сказал он. — Иди и поймай их. Притащи сюда этих выживших из ума ублюдков! Чарли?

Выражение лица Чарли теперь было не просто странное, а пугающее. И его глаза…

— Чарли! — закричал мистер Уэйд. — Я приказываю! Притащи их сюда!

Чарли молча сделал шаг вперед. Потом еще. Только теперь мистер Уэйд заметил у него в руке тридцатисантиметровый гаечный ключ.

— Чарли! — крикнул он. — Я твой хозяин! Ты что, забыл? Я твой хозяин! — он попытался отступить назад, но уперся в крыло автомобиля. В отчаянии поднял руки, чтобы защитить лицо; но они были из плоти и костей, а гаечный ключ — из закаленной стали, так же, как и держащая его рука. Рука андроида опустилась, не отклонившись ни на миллиметр, прямо на искаженное ужасом лицо мистер Уэйда. Безжизненное тело сползло вниз, скользя по крылу машины, да так и осталось лежать на дороге в растекающейся луже крови.

Чарли достал из багажника фонарик и ремонтный набор, опустился на колени у крыла автомобиля и начал закрашивать длинную царапину — бережно, словно обрабатывая рану.

Заброшенная извилистая дорога называлась Уимпол-стрит[28]. Они шли рука об руку, блуждая по миру, который не создавали, и где не было места даже для их призраков.

А перед ними в чужой ночи ревела и дрожала скоростная трасса. Она ждала…

— Как я люблю тебя… — сказала Бетти.

— Год — на пике весны… — отозвался Боб.

И добавил:

Я пожелал быть волею твоей,

Глазами, каждым дюймом существа,

В котором жизнь была бы мне милей,

Чем мыслящая это голова, -

Обручены мы до исхода дней.[29]

ВНИЗ ПО ЛЕСТНИЦЕ

Чаще всего Джефф наведывался туда летом.

— Ладно, — говорил он матери. — Пойду-ка я, пожалуй, в дом.

Мать точно знала, о каком доме идет речь, ведь ходил туда Джефф едва ли не каждый день. Сама она не видела в этих походах никакого толка и бывала там совсем редко. Даже в те стародавние времена дом выглядел ветхим и обшарпанным. Местные жители судачили, что последний раз кисть маляра касалась его еще до Гражданской войны, но, конечно, они преувеличивали. Хотя дом и в самом деле очень нуждался в покраске. Доски совсем облезли, некоторые покривились, а самые нижние обросли плесенью.

Первоначально дом представлял собой квадратную двухэтажную конструкцию с двускатной крышей. Затем к нему пристроили одноэтажное крыло с крыльцом-террасой по всей длине. С годами дверь, ведущая в пристройку, полностью заменила главный вход, а боковой дворик перешел в ранг главного палисадника. Заросший колокольчиками, затененный буйно разросшимися кустами сирени, двор выглядел необычно — самый необычный на Мейн-стрит.