Революция и Гражданская война в России 1917—1922

Во втором случае пришедшая к власти крайняя партия может все же попробовать, как полагал Энгельс, выполнить и некоторые из своих собственных партийных требований, не считаясь с объективными условиями. Предсказания Энгельса на этот счет были еще более пессимистическими. «Мне думается, – писал Энгельс И. Ведемейеру в 185З году, – что в одно прекрасное утро наша партия, вследствие беспомощности и вялости всех остальных партий, вынуждена будет встать у власти, чтобы в конце концов проводить все же такие вещи, которые отвечают непосредственно не нашим интересам, а интересам общереволюционным и специфически мелкобуржуазным: в таком случае под давлением пролетарских масс, связанные своими собственными, в известной мере ложно истолкованными и выдвинутыми в порыве партийной борьбы печатными заявлениями и планами, мы будем вынуждены производить коммунистические опыты и делать скачки, о которых мы сами знаем отлично, насколько они несвоевременны. При этом мы потеряем головы, – надо надеяться только в физическом смысле, – наступит реакция, и, прежде чем мир будет в состоянии дать историческую оценку подобным событиям, нас станут считать не только чудовищами, на что нам было бы наплевать, но и дураками, что уже гораздо хуже. Трудно представить другую перспективу в такой отсталой стране, как Германия, в которой имеется передовая партия и которая втянута в передовую революцию…»[108]

Не слишком оптимистически высказывался о преждевременных пролетарских выступлениях и выдающийся русский социалист А. И. Герцен. Он, в частности, писал: «Подорванный порохом весь мир буржуазный, когда уляжется дым и расчистятся развалины, снова начнет с разными изменениями какой-нибудь буржуазный мир. Потому что он внутренне не кончен, и потому еще, что ни мир пестрящий, ни новая организация не настолько готовы, чтобы пополниться, осуществляясь»[109].

Почти через сорок лет Ф. Энгельс вернулся к вопросу о возможности преждевременной социалистической революции. Обстановка в Европе в начале 1890-х годов была иной, чем в начале 1850-х. В Германии имелась самая авторитетная и самая массовая социал-демократическая партия, которой Энгельс оказывал очень большую поддержку. Из писем Энгельса видно, что он считал именно Германию страной, наиболее созревшей для социалистической революции. Оценивая возможные сроки революции, Энгельс говорил всего лишь о десяти годах. При этом он был уверен, что революция в Германии развяжет такие же социалистические революции в других странах Европы. Энгельс опасался, однако, что еще до этого срока Россия и Франция развяжут войну с Германией и смогут победить в этой войне. В этом случае будет разгромлено социал-демократическое движение в Германии и в других европейских странах, и в Европе надолго возобладает дух национализма и реваншизма. 1З октября 1891 года Энгельс писал Бебелю: «В случае усиления угрозы войны мы можем заявить правительству, что готовы были бы поддержать его против внешнего врага, – если нам дадут такую возможность, достойно обращаясь с нами, – при условии, что правительство будет вести беспощадную войну всеми, в том числе и революционными средствами. В случае нападения на Германию с востока и с запада любое средство обороны будет оправданно. Речь будет идти о национальном существовании, а для нас также о сохранении тех позиций и тех шансов на будущее, которые мы себе завоевали. Чем революционнее будет вестись война, тем больше она будет вестись в нашем духе. И может оказаться, что ввиду трусости буржуа и юнкеров, которые хотят спасти свою собственность, именно мы окажемся единственной действительно энергичной военной партией. Но может, разумеется, случиться и так, что нам придется взять власть в свои руки и разыграть 1793-й год, чтобы выбросить русских и их союзников»[110].