Революция и Гражданская война в России 1917—1922

Однако и Л. Мартов, возглавивший левую фракцию меньшевиков-интернационалистов, защищал в 1917 года такую же точку зрения. Меньшевики после Февраля были уверены, что России предстоит еще долгий путь буржуазного развития. Поэтому Советы должны оставаться «трибуной», или «контролером революции». Эта позиция была закреплена в резолюциях майской конференции меньшевиков, где говорилось, что в России происходит буржуазно-демократическая революция, и потому рабочий класс «не может ставить сейчас своей непосредственной задачей социалистическое переустройство общества»[114].

Аналогичные утверждения звучали и в выступлениях на Объединительном съезде меньшевистской партии в августе 1917 года.

Сходных взглядов придерживались в 1917 году и эсеры, хотя программные документы этой партии не были основаны на доктринах марксизма и не проводили столь заметного различия между буржуазно-демократической и социалистической революциями. Эсеры считали, например, что и при капитализме можно создавать социалистические предприятия в форме кооперативных обществ. Социализацию земли эсеры считали социалистическим преобразованием и едва ли не главным мероприятием социалистической революции. Между тем эта мера, означавшая, по существу, раздел всей земли между крестьянами по едокам или по «трудовой» норме, вполне укладывалась, с точки зрения марксистов, в рамки буржуазно-демократической революции.

В программе эсеровской партии можно было найти положение об обобществлении труда, уничтожении частной собственности и деления общества на классы. Здесь говорилось также, что полное осуществление всей партийной программы и экспроприация всей капиталистической собственности предполагают полную победу рабочего класса, реорганизацию всего общества на социалистических началах и в случае необходимости установление революционной диктатуры рабочего класса. Однако понятие «рабочий класс» трактовалось эсерами совсем иначе, чем большевиками-марксистами. В эсеровской программе говорилось: «Нужно добиваться, чтобы все слои эксплуатируемого народа, от промышленного пролетариата до трудового крестьянства, осознали себя единым рабочим классом, видели в своем классовом единстве залог своего освобождения, подчинили свои частные и временные интересы великой задаче социально-революционного переворота»[115]. (Курсив мой. – Р. М.)

В соответствии со своим пониманием социализма эсеры были убеждены, что победа над царизмом и ликвидация помещичьего землевладения сразу же откроют путь для социалистических реформ. Однако уже в 1917 году между программой и политической практикой эсеров существовал большой разрыв. Партия эсеров была в это время гораздо больше партии меньшевиков и по своей численности и по политическому влиянию. Однако в теоретических проблемах она по большей части принимала формулы меньшевиков. Эсеры не форсировали своих требований «социализации» земли и тормозили проведение аграрной реформы. Вторя меньшевикам, эсеровская газета «Дело народа» писала в одной из передовых статей: «До тех пор пока в Западной Европе не совершилось социалистической революции, не может быть и речи о ниспровержении капиталистического строя в России»[116].

Л. Троцкий писал, вспоминая 1917 год: «Социалисты-революционеры, даже по сравнению с меньшевиками, поражали рыхлостью и дряблостью. Большевикам они казались просто кадетами третьего сорта. Кадетам они представлялись третьесортными большевиками. Место второго сорта в обоих случаях занимали меньшевики. Зыбкость опоры и бесформенность идеологии вели к соответствующему личному отбору: на всех эсеровских вождях была печать недоделанности, поверхностности и сентиментальной ненадежности… В блоке меньшевиков и эсеров руководящее место принадлежало меньшевикам, несмотря на то что бесспорное численное превосходство было на стороне эсеров»[117].

После июльского кризиса некоторые из лидеров меньшевиков и эсеров вошли во Временное правительство, но они вели себя на посту министров очень нерешительно. Среди меньшевиков и эсеров было немало искренних сторонников социализма, которые за свое участие в борьбе против самодержавия провели годы в тюрьмах, на каторге и в ссылке. Эти люди имели основание считать себя приверженцами мирового социалистического движения. Но теперь они выступали за коалицию с кадетами. И хотя субъективно они не являлись «агентами буржуазии», объективно они выполняли именно эту роль. Оказавшись после Февраля во главе Советов, эсеры и меньшевики не выдвигали лозунга «Вся власть Советам!» – это был большевистский лозунг. Эсеров и меньшевиков не устраивало и двоевластие. Помня о мрачных пророчествах Энгельса, меньшевики боялись реально принимать власть в свои руки. Эсеры были в этом с ними вполне солидарны.