Однако и эти меры оказались недостаточными, и вскоре ВЧК и продотряды получили право расстрела саботажников и спекулянтов. Оправдывая позднее введение смертной казни, против которой еще год назад большевики выступали даже более решительно, чем другие партии, Ленин теперь заявлял: «…революционер, который не хочет лицемерить, не может отказаться от смертной казни. Не было ни одной революции и гражданской войны, в которых не было расстрелов… Перед нами стоит самый трудный период, именно период, который остался до урожая. Ссылаются на декреты, отменяющие смертную казнь. Но плох тот революционер, который в момент острой борьбы останавливается перед незыблемостью закона. Законы в переходный период имеют временное значение. И если закон препятствует развитию революции, он отменяется или исправляется»[202]
.К середине июня 1918 года террор усиливается. 16 июня нарком юстиции П. И. Стучка подписал приказ, в котором говорилось: «Революционные трибуналы в выборе мер борьбы с контрреволюцией, саботажем и прочим не связаны никакими ограничениями»[203]
.Этот же террор, начатый для ликвидации хлебных затруднений, распространился и на города; после убийства правыми эсерами одного из руководителей Петроградского совета В. Володарского Ленин направил Г. Зиновьеву, возглавлявшему тогда Петроградский совет, следующее письмо: «Тов. Зиновьев! Только сегодня мы услышали, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что Вы (не Вы лично, а питерские цекисты или пекжисты) удержали.
Протестую решительно! <…> Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает»[204]
.Разумеется, усиление массового террора, особенно в деревне, вызвало бурный протест меньшевиков и правых эсеров. В этих условиях ВЦИК принял решение вообще исключить из своего состава представителей партий эсеров (правых и центра) и меньшевиков. Изгнание из Советов левых эсеров произошло всего через один месяц – в июле 1918 года.
Действия продотрядов в деревне, как и все другие декретированные «исключительные меры», не остались без ответа со стороны крестьянства. Как свидетельствовал Н. Кондратьев, «на вооруженное насилие деревня, наводненная вернувшимися после стихийной демобилизации армии солдатами, ответила вооруженным сопротивлением и целым рядом восстаний. Вот почему период от весны и до глубокой осени 1918 года представляется временем кошмарной и кровавой борьбы на полях производящей деревни»[205]
.3. Образование комбедов и начало Гражданской войны в России
Несмотря на воззвания СНК и ВЦИК, формирование продовольственных отрядов в городах шло в мае и в начале июня 1918 года очень медленно. В середине июня Главному управлению Продармии, которая была создана Наркомпродом, были подчинены отряды с общей численностью около трех тысяч человек. В самом конце июня Продармия насчитывала 4167 человек[206]
. Больше всего продармейцев дал все же Петроград. Вся Москва и соседние с ней промышленные центры дали всего около тысячи человек. Еще меньше «продармейцев» поступило в распоряжение Наркомпрода из других городов России. Но что могли сделать эти несколько тысяч человек на бескрайних просторах сельской России, деревенское население которой было в то время настроено враждебно к большевикам? Небольшие и плохо вооруженные отряды рабочих не могли сломить сопротивление деревни, и были случаи, когда направленные туда отряды уничтожались поголовно.Надо иметь в виду, что большевики всегда считали себя партией рабочего класса и почти не имели организаций в деревне. В многотомной «Истории КПСС» мы можем прочесть, что на конец 1917 года во всей России было зарегистрировано всего 203 сельские ячейки и 4122 члена партии. Комментируя эти данные, историк М. А. Китаев писал: «Сеть сельских партийных организаций росла медленно и в первой половине 1918 года. В 48 губерниях России в феврале 1918 года функционировало всего 52 укома и 16 волкомов. Партийные организации были, как правило, очень малочисленными. Так, например, Талдомская волостная организация Тверской губернии, созданная 28 февраля 1918 года, насчитывала всего 12 коммунистов. В апреле 1918 года во всех партийных организациях Ярославской губернии состояло на учете всего 590 коммунистов»[207]
. Во многих производящих губерниях, в Сибири, в станицах Дона и Кубани о большевиках чаще всего знали лишь понаслышке. Ничего не знали здесь и о меньшевиках. Из левых партий здесь знали только об эсерах, о народных социалистах и иногда об анархистах. В подавляющем большинстве деревень и сел России не имелось вообще никаких большевистских организаций. Неудивительно, что в такой далекой от большевистского влияния деревне небольшие продовольственные отряды встречались враждебно и мало что могли сделать.