Революция и конституция в посткоммунистической России. Государство диктатуры люмпен-пролетариата

В рамках правового администрирования иерархия правоприменения выглядит совершенно иначе, чем в рамках правосудия. Прежде всего это связано с тем, что в правовом администрировании суд не играет какой-то особой системообразующей роли, не является вершиной правоприменительной пирамиды. Наоборот, суды лишены какой-либо самостоятельной, тем более творческой роли. Это своего рода отделы технического контроля (ОТК) на большом производстве, через которые готовая продукция проходит окончательную проверку перед тем, как поступить в продажу. Это имеет два очень важных последствия.

Во-первых, судьи перестают быть особыми чиновниками с особым статусом, а становятся обыкновенными чиновниками, отчитывающимися перед вышестоящими чиновниками по результатам своей работы, получающими указания и выполняющими планы. Их поощрение и наказание напрямую связаны с результатами их труда. Сами суды организованы как обыкновенные ведомства «министерства правосудия», мало чем, кроме названий, отличающиеся от Министерства обороны или Министерства образования.

Во-вторых, в рамках системы правового администрирования «и последние становятся первыми». Пирамида правоприменения в прямом смысле слова переворачивается с ног на голову. Фактически именно действия оперативных служб предопределяют все окончательные решения. Все другие институты — следствие, прокуратура, суд — носят вспомогательный, комплиментарный по отношению к оперативно-розыскной работе характер и лишь закрепляют (фиксируют) результаты деятельности органов дознания. Как предварительное, так и судебное следствие, не говоря уже о прокурорском надзоре, являются сугубо формальными процедурами.

Кризис доверия к судебной системе

Тезис о редукции правосудия до уровня правового администрирования позволяет объяснить существование парадокса, который большинство лояльно настроенных экспертов склонны были долгие годы интерпретировать как доказательство высокой эффективности российской судебной системы. Речь идет о статистических данных, которые из года в год показывают рост обращений в суды и увеличение количества рассматриваемых судами всех уровней гражданских и уголовных дел. Этот механический рост показателей зачастую истолковывается как свидетельство растущего уровня доверия к российской судебной системе (именно так эти данные подаются практически на всех совещаниях с участием руководителей российских судов). В действительности количество обращений в суды сегодня свидетельствует о доверии судам не больше, чем количество писем с жалобами в министерство здравоохранения свидетельствует о доверии Министру здравоохранения. Эти обращения свидетельствуют только о росте числа конфликтов, которые требуют своего разрешения. Эти конфликты порождают обращения, которые направляются туда, куда им положено быть направленными.

Индикатором кризиса доверия к судебной системе стала иммиграция судебных споров из России. Количество споров между де-факто российскими резидентами, рассматриваемых зарубежными, в первую очередь английскими судами, возрастает в геометрической прогрессии. Лондон гораздо быстрее Санкт-Петербурга превращается в российскую юридическую столицу, и переезд туда осуществляется с гораздо большей охотой. Причем судебное разбирательство Березовского с Абрамовичем является показательным в самую последнюю очередь. Показательны десятки «негламурных» дел, рассмотрение которых сегодня перенесено в зарубежные юрисдикции. Косвенно о кризисе российского правосудия говорит также беспрецедентно низкий процент положительных решений об экстрадиции, принятых западными судами по требованиям российской прокуратуры. Это и есть настоящая оценка качества судебной системы, данная самыми независимыми экспертами.

«Общее» и «специальное» правосудие