В России все более популярным становится «эксклюзивное правоприменение». Из общих правил и процедур все чаще делаются изъятия для особых случаев, которые отнюдь не являются особыми. В первую очередь это касается злоупотребления вроде бы полезным «изобретением» в виде особых производств для лиц, согласившихся с обвинением и пожелавших, чтобы следствие в отношении них осуществлялось в упрощенном порядке без рассмотрения дела по существу. Иногда это сопряжено с заключением досудебных соглашений со следствием. Эта возможность превратилась в настоящую дыру, в которую утекает правосудие. Количество подобного рода процессов, которые проходят без свидетелей в прямом и переносном смысле слова, растет в геометрической прогрессии. Люди спешат признать себя виновными наперегонки, попутно давая обвинительные показания в отношении других лиц, превращающихся в заложников этих упрощенных процессов. Все это начинает походить на «судопроизводство по Вышинскому». Реального судебного следствия нет, следствие сводится к торгу между обвиняемым и оперативными службами, имеющими неограниченные возможности оказания давления на обвиняемого во время его предварительного заключения под стражу. В связи с этим, несмотря на «либеральные поправки» в уголовный кодекс, принятые по инициативе Дмитрия Медведева после гибели в СИЗО Сергея Магнитского, количество арестов существенно не снизилось. Следствие научилось использовать лазейки в законодательстве, чтобы обходить введенные по инициативе Медведева ограничения. В результате обвинение в мошенничестве, которое дает возможность заключить лицо под стражу, стало практически самым универсальным и востребованным. Вся оперативно-следственная работа выстроена на том, чтобы осуществить захват «заложника» и начать с ним долгий и мучительный (для заложника) торг, который должен завершиться соглашением с предъявленным обвинением. Естественно, что единственной формой эффективной защиты в этом случае становится эмиграция, что и стало причиной перезагруженности лондонских судов, о которой было написано выше.
У русской истории склочный характер, поэтому свои заметки «на полях» она делает шершавым языком судебных протоколов. История России — это история резонансных судебных процессов: над Засулич, над Бухариным, над Бродским, список может быть бесконечным. История современной России — не исключение, она проходит пунктиром от «дела ЮКОСа» через «дело Магнитского» к «делу Навального» и далее уходит за горизонт в неизведанное. По содержанию обвинительных заключений в России различают эпохи.
Ситуация, сложившаяся в правоприменительной практике последних лет, становится известной широкой публике через так называемые резонансные дела — судебные процессы, привлекающие всеобщее внимание и широко освещаемые средствами массовой информации. Бытует мнение, что резонансные дела не отражают в полной мере положение дел в российском судопроизводстве и реальная картина правоприменительной практики сильно отличается от той, которую можно наблюдать на примере громких дел. В действительности, если здесь и есть различие, то скорее только в худшую сторону, ибо общественное внимание заставляет зачастую полировать действительность, заботясь о презентабельности процессов. Резонансные дела являются скорее не отклонением от нормы, а экстрактом, «горькой настойкой» из российской правоприменительной практики, анализируя которую можно определить основные тенденции ее развития.
Так же как и все несчастные семьи, все резонансные дела «юридически несчастливы» по-своему. Каждое из них имеет свою правовую предысторию, особенную политическую природу и неповторимую процессуальную судьбу. Но тем не менее в каждом из них можно усмотреть проявление неких общих закономерностей, тенденций в развитии правоприменительной практики. Именно под этим углом зрения, под которым на примере резонансных дел можно лучше рассмотреть, как особенное отражает общее, эти дела представляют интерес.
«Дело ЮКОСа»