«Как же это так. Не спросясь народа, сразу Царя Русского Помазанника Божия и отменить и заменить новым». И человек отошел от меня.
Я задумался над этими простыми, но ясными словами. Точно этот русский случайный человек передал мне в первый же день, когда у нас уже не было Государя Императора Николая II, голос толпы, голос русского народа, который сотни лет так свято чтил имя Православного Царя. Я передал то, что услыхал, своим спутникам, и помню, все задумались и разделили убеждение случайного мною встреченного обывателя.
Днем 3-го марта с пути Его Величество послал телеграмму{131}
Михаилу Александровичу уже как новому Царю, в которой просил его простить, что принужден передать ему тяжелую ношу правления Россией, и желал брату своему успеха в этом трудном деле. Телеграмма простая, сердечная, и она так отражала Государя и всю его духовную жизнь. Нет ни малейшей рисовки, ни малейшей позы, а высказан только душевный порыв человека.Эта телеграмма, может быть, объясняет в значительной степени то сравнительно спокойное отношение к событиям, которое замечалось у Государя последние два дня. Его Величество надеялся, что брат Его, который принимает царство, при том сочувствии со стороны деятелей переворота успокоит страну, а назначенный Государем Верховным Главнокомандующим великий князь Николай Николаевич сбережет армию от революционного развала и война будет закончена победоносно. Государь, однако, понимал, что Михаил Александрович не опытен в государственных делах, но Его Величество знал, что брат предан России и любит родину и отдаст себя на служение ей.
В настроении Его Величества заметна перемена. Он по-прежнему хотя ровен, спокоен, но задумчив и сосредоточен. Видимо, Он уходит в себя, молчит. Иногда с особой грустью смотрели его глаза, и в них, в этих особенных чистых, правдивых и красивых глазах, особенно грустный вопрос: как все это совершилось и сможет ли брат справиться с государством и имел ли Он, законный Царь, право передать ему Россию?
Вчера при отъезде из Пскова князь Долгорукий доложил Его Величеству: «мы не успели получить провизию в поезда и Ваше Величество не сетуйте, что завтра стол будет кой из чего». Государь ласково и спокойно взглянул на Василия Александровича и улыбаясь сказал:
«Да мне все равно. Вы дадите мне стакан чая и кусок хлеба, и я буду совершенно удовлетворен»…
Сказано было это, как все, что делает Государь, без малейшей рисовки, без подчеркивания своего положения.
Все эти дни с 1-го марта Государь был в кубанской пластунской форме, выходил на воздух, несмотря на свежую ветреную погоду, без пальто в одной черкеске и башлыке. Он такой моложавый, бодрый и так легко и скоро ходит.
Когда я смотрел на Него сегодня, мне припомнились почему-то слова флигель-адъютанта А. А. Дрентельна{132}
: «Государь никогда не торопится и никогда не опаздывает». Так ли это теперь, когда все рушится.Мы все, которые имели счастье знать ближе других Царя, понимали, какого человека лишается Россия и какой от нее отходит Государь в такую тяжелую историческую эпоху великой войны.
Утром 3-го марта я зашел в купе барона Штакельберга. Он сидел еще не одетый, и все лицо его было красно от слез.
«Меня возмущает обстановка, при которой совершен переворот. Готовили все это давно. Воспользовались только волнениями в Петрограде. Ставка по отъезде Государя в один день снеслась со всеми главнокомандующими фронтов от севера России до Румынии и Малой Азии. Установилась полная связь между Алексеевым, Родзянкой и всеми высшими генералами. Английский посол Бьюкенен принимал давно горячее участие во всех интригах и происках. Решили, что надо сменить «шофера», и тогда Россия помчится быстрее к победе и реформе. И начальник штаба Государя, Его генерал-адъютант прощается с Его Величеством 27 февраля, провожая Государя в Царское для создания «ответственного министерства», а час спустя начинает осуществлять смену шофера. Вот что меня особо удивляет и возмущает. Ведь это измена и предательство».
Я ответил Штакельбергу, что мне трудно понять поведение Алексеева, тем более, что лично давно его знаю. Я Алексеева помню еще на академической скамье. Он товарищ моего брата по академии. Все считали его простым, искренним и чистым человеком. Некоторые увлекались им, находили его даже особо даровитым, чуть ли не государственным человеком. Я лично никогда не разделял этого взгляда. Мы целый год писали вместе с Алексеевым книгу о Суворове, и пришлось узнать его хорошо. Михаил Васильевич средний человек, но необычайно упорный и трудолюбивый. Он без особой воли и склонный подпадать под влияние. Алексеев всегда выбирал в сотрудники себе не даровитых людей, ему нужны были исполнители, он работал всегда единолично. Но все-таки я не могу понять, как Алексеев мог осуществить это величайшее предательство. Как этот действительно религиозный человек мог изменить своему Царю, будучи самым доверенным у него лицом.