Революция неизбежна. Или?

Указывая на низкий уровень потребления металла в России, как на признак её отсталости, Ленин писал: «За полвека после освобождения крестьян потребление железа в России возросло впятеро, и все же Россия остается невероятно, невиданно отсталой страной, нищей и полудикой, оборудованной современными орудиями производства вчетверо хуже Англии, впятеро хуже Германии, вдесятеро хуже Америки». (В.И.Ленин, ПСС t.XVI, стр.543).

В 1913 г. на долю России в мировом промышленном производстве приходилось всего 2,5%, против 38,2% у США, 12,1% у Англии и 13,3% у Германии (ещё на рубеже XIX-XX вв.). По производству всех видов промышленной продукции на душу населения Россия отставала от США в 11 раз, по производительности труда — в 10 раз. При этом надо отметить то, что зависимость России от импорта промышленного оборудования в 1913 г. оценивалась в 63,8%, а это попросту не позволяло говорить о её технико-экономической самостоятельности.

Миф о бурном развитии производства в России базируется на том, что после крестьянской реформы 1861 г. в России, как тому и надлежало быть, происходил промышленный подъём, наблюдались высокие темпы экономического роста. Содержание этого процесса составлял массовый переход от ручного труда к труду машинному, фабрично-заводскому. Но на дворе-то стоял конец уже не восемнадцатого, а девятнадцатого века. И то, что являлось мощным прорывом в будущее для второй половины XVIII в., в эпоху промышленного переворота в Англии, — сто лет спустя это было только навёрстывание уже пройденного ведущими буржуазными государствами. Все поставленные Россией за пореформенный период рекорды по темпам роста приходятся в основном на такие отрасли как нефтедобыча (которой ранее практически не существовало), добыча угля и руды, выплавка чугуна и стали, распространение паровых (т.е. механических) двигателей и т.п. Тогда как в США и Германии, например, в те же десятилетия промышленность переходила уже на силовую базу паровых и гидротурбин, электродвигателей, двигателей внутреннего сгорания, дизелей, а это открывало широкий путь к развитию автомобилестроения и самолётостроения, электротехнической, алюминиевой, химической промышленностям. По всем этим позициям Россия была практически неконкурентоспособна с ведущими капстранами.

Более того, промышленное развитие носило явно извращённый характер. Так, например, Обуховский сталелитейный завод (ОСЗ) в Санкт-Петербурге был одним из самых мощных в Европе. Когда в 1912 году там ввели в строй сверхмощный пресс, в Ревельской обсерватории зафиксировали землетрясение средней силы в районе Санкт-Петербурга. Этот завод производил артиллерийские орудия. В 1916 году на ОСЗ приступили к производству 16-дюймовых (406-мм) пушек для проектируемых линкоров. Пушки эти являлись самыми мощными в мире. Но пушки сами по себе — лишь гора металлолома. А вот дальномеры и другие приборы управления стрельбой заказывали в Англии, Франции, Германии; электрические приводы к артустановкам — во Франции или Германии; муфты Дженни (то есть приборы плавной наводки орудий) — в США; шары для погонов9, на которых поворачивалась артуставновка — в Швеции, Германии, и т.д. и т.п..

Но товары военного назначения продают только союзникам, либо странам, чьей мощи не опасаются. То есть, если Россия следовала в русле политики иностранного государства, то это государство продавало России товар военного назначения, если нет — то нет. Поэтому, чтобы изготовлять хотя бы пушки, России приходилось отказываться от собственной внешней (а как следствие и от внутренней) политики и лавировать между интересами иностранных государств. А если какое-то государство по каким-то причинам решит не продавать России товар военного назначения, то производство в данном случае орудий станет невозможным, что ставит Россию в ущербное положение, и делает её ещё более зависимой от политики иностранных государств. Всё это следствие отсутствия собственного производства. И так обстояло дело повсеместно во всех отраслях промышленного производства, как военного, так и гражданского. Вот только один пример такого экономического «развития». На начало 1917 года в Германии было более 10 000 легковых автомобилей и более 55 000 грузовых — практически все собственного производства. В России тогда же — примерно 2 700 легковых и около 7 000 грузовых автомобилей — все иностранного производства.