Еще одной причиной популярности романа стало его обращение к среднему классу, представители которого теперь составляли большую часть читателей. Герои романа были выходцами из определенной «социальной среды», при этом они могли принадлежать ей по праву или попасть в нее хитростью; в сельской местности это были сквайры или землевладельцы, в городе – леди и джентльмены. Таким образом, роман мог стать руководством или справочником для тех, кто стремился к знатности; пособием по этикету в светском обществе. Персонажи этих произведений добивались благосостояния и положения в обществе благодаря своим добродетелям, к примеру, роман Сэмюэла Ричардсона «Памела, или Вознагражденная добродетель» (1740) считался произведением, написанным, «чтобы культивировать принципы добродетели и религии в юношеских умах обоих полов». Ричардсон, без сомнения, преследовал эту цель, однако Хогарт и Смоллетт, вероятно, воспринимали его сентиментальность с долей скепсиса. В художественной литературе XVIII века преобладала приподнятая, если не сказать ироничная веселость, а тон задавали комичность, воодушевление и игривость. Однако точнее всего дух художественной литературы того времени можно определить словом
21
Ума палата
Граф Бьют, уязвленный и обескураженный своей непопулярностью в народе, ушел в отставку. Не успели воды забвения сомкнуться над его головой, как спустя восемь дней на политическую арену вышел Джордж Гренвиль. Он был родом из известной семьи и сумел построить блестящую политическую карьеру, объединив усилия с Уильямом Питтом, чью враждебность к Франции искренне разделял. Впрочем, Гренвиль не был фаворитом короля – Георг так и не смирился с вынужденной отставкой своего шотландского поверенного, на место которого пришел ничем не примечательный виг. Король терпеть не мог витиеватую и задиристую манеру речи Гренвиля. «Уж лучше повстречать черта в монарших покоях, – говаривал он, – чем Джорджа Гренвиля». Король вспоминал: «Порой он утомляет меня два часа кряду, а потом смотрит на часы, словно раздумывая, стоит ли мучить меня еще час». И тем не менее уже весной 1763 года этот зануда стал первым министром страны.
Не прошло и месяца на новом посту, как состоялась первая проверка Гренвиля на прочность. На открытии парламентской сессии 19 апреля Георг торжественно заявил, что Парижский мирный договор, подписанный двумя месяцами ранее, – это «честь и гордость короны и благо для народа». Впрочем, польза договора оставалась под вопросом. Годом ранее Джон Уилкс учредил еженедельную газету под названием North Briton («Северный британец»), иронично намекая на шотландца Бьюта. В новом издании Уилкс принялся поносить Гренвиля и короля. Главная фаворитка Людовика XV мадам де Помпадур как-то поинтересовалась у Уилкса, насколько далеко простирается свобода печати в Англии. «Именно это, – заявил он, – я и пытаюсь выяснить».
В 45-м номере North Briton, вышедшем 23 апреля 1763 года, Уилкс фактически обвинил короля во лжи: по его мнению, мир был заключен не из соображений чести и достоинства, а из-за коррупции и слабости. Он писал, что «каждый, кто считает себя другом этой страны, должен горько сожалеть о том, что принца, обладающего столькими выдающимися и похвальными качествами, перед которым благоговеет вся Англия, можно вынудить принять наигнуснейшие меры и заставить делать столь несправедливые публичные заявления от своего священного имени, находясь во главе государства, которое славится безукоризненной честностью, благородством и незапятнанной добродетелью». Обвинение короля во лжи, пусть и косвенное, приравнивалось к мятежу.
Имя Уилкса было у всех на устах. Его самый известный портрет, на котором он предстает со злодейской усмешкой, создан Уильямом Хогартом. Парик на гравюре удивительным образом напоминает рожки дьявола. Косоглазие Уилкса не художественный вымысел – он был таким от природы. Это лондонский радикал старой формации, сын солодового винокура с Сент-Джон-сквер в Кларкенуэлле – колыбели радикального движения еще со времен Уота Тайлера. В юности Уилкс отличался весьма одиозным поведением, он даже посвятил два или три не самых удачных года службе в парламенте, прежде чем воодушевленно взяться за перо на страницах North Briton.