Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо

Впрочем, эйфория длилась еще пару месяцев. 9 ноября 1789 года несколько политиков, создав так называемое Революционное общество (The Revolution Society), собрались в лондонской таверне, где составили поздравительное послание в адрес Национального собрания в Париже. Они выразили надежду, что недавние события «послужат вдохновением для других стран, жаждущих отстоять незыблемые права человечества и провести всеобщие преобразования в правительствах Европы». Разумеется, было немало тех, кто не разделял революционный настрой и считал подобные разговоры вредными разглагольствованиями о реформах ради реформ; скептики полагали, что древняя, пусть и неписаная конституция Англии – это надежная защита от надвигающейся тьмы.

Такого мнения придерживался и Эдмунд Берк, парламентарий от партии вигов, которого все больше и больше тревожил революционный настрой Фокса и Шеридана, пытавшихся перещеголять друг друга в горячих рассуждениях о новом миропорядке во Франции. Поначалу Берк пребывал в нерешительности. В письме от 9 августа 1789 года он писал, как «Англия в изумлении взирает на борьбу Франции за свободу, не понимая, осуждать ее или рукоплескать ей!». Однако уже в феврале 1790 года в палате общин он выступил с критикой «духа новаторства», считая его одним из тех явлений, которые «намеренно способны перевернуть государство с ног на голову, однако при этом совершенно не способны изменить жизнь к лучшему». В том же году он написал трактат «Размышления о революции во Франции» (Reflections on the Revolution in France), который с радостью встретили те, кто страшился случившегося и опасался возможных последствий.

На страницах трактата развернулась грандиозная полемика, в которой Берк подверг суровой критике «тех сынов страны, которые готовы опрометчиво разорвать на части своих престарелых родителей и кинуть их останки в колдовской котел в надежде, что при помощи ядовитых трав и диких заклинаний они смогут возродить конституцию предков». Его враждебность распространялась не только на якобинцев и радикалов, но и на некоторых однопартийцев. Он заявил, что ни один народ и ни одно движение не может опираться на личные мотивы отдельно взятого человека, а должно доверять «историческому опыту и наследию государств». Он презирал «теоретиков», интеллектуалов, которые рассчитывали возглавить революцию, вооружившись своими принципами и рациональными выкладками. Он верил в исторический опыт, прагматизм и общие знания, передаваемые из поколения в поколение. Он не верил в «мечту сумасшедшего об идеальном правительстве». Берк говорил: «…полдюжины кузнечиков под кустом папоротника наполняют луг назойливой трескотней, пока тысячи коров, улегшись под сенью английского дуба, молча жуют траву; но не воображайте, прошу вас, будто те, кто устраивает весь этот шум, являются единственными обитателями поля; пусть эти создания и многочисленны, на деле это лишь сморщенные, сухие, скачущие туда-сюда насекомые, утомляющие своим стрекотом и доставляющие хлопоты лишь непродолжительное время».

Во время официального приема Георг III подошел к Берку со словами: «Вы были нам крайне полезны, это мнение разделяют все».

Томас Пейн, который уже оставил свой след в американской истории, написав трактат «Здравый смысл» (Common Sense), теперь сочинил отповедь Берку, в которой прославлял добродетели революции. Первая часть «Прав человека» (The Rights of Man) вышла в свет в виде памфлета в феврале 1791 года и имела огромный успех. Труд горячо приветствовали реформаторские общества, ибо находили в нем неоспоримое подтверждение своих идеалов. Сам Пейн позже писал, что «Права человека» стали «самым великим из всех трудов, когда-либо опубликованных на английском языке. Общий тираж в Англии, Шотландии и Ирландии, помимо переводов на иностранные языки, составил от четырехсот до пятисот тысяч экземпляров».