Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо

Готовясь к работе над словарем, Джонсон непрерывно читал, выбирая книги по наитию. В этом смысле он был совершенно «всеяден» и порой буквально разрывал новые издания[160], стремясь как можно скорее поглотить их содержание. Когда Джонсону попадалось слово, которое ему нравилось или которое он искал, он подчеркивал его и помечал его контекст. Его небольшая, а порой изрядно потрепанная свита помощников – иногда их было четверо, порой шестеро – занимала комнату на верхнем этаже его дома на Гоу-сквер, где они размещались за столами, словно клерки в счетной конторе. Сам Джонсон сидел в старинном кресле, прислоненном к стене, поскольку у кресла уцелели лишь три ножки и один подлокотник.

Завершив работу, Джонсон передавал книгу одному из своих компаньонов, который принимался переписывать выделенные фрагменты на отдельные листы размером ин-кварто; когда на листе во всю длину появлялся записанный в колонку список источников, его разрезали на отдельные полоски и распределяли по «корзинам». В первом издании законченного труда насчитывалось 40 000 слов и более 110 000 цитат. Метод, избранный Джонсоном для работы со столь неподатливым материалом, был исключительно прагматичным и явно выигрывал по сравнению с долгими дискуссиями, которые вели ученые мужи Парижа и Флоренции, составляя собственные национальные словари[161]. Кроме того, словарь для Джонсона был делом всей его жизни, которое ограждало его от безделья, а следовательно, и от меланхолии. По его словам, он продолжал писать «в минуты беспокойства и рассеянности, в болезни и в горести», при этом величие этого труда, который занимал все мысли автора, возвышало Джонсона над всеми земными невзгодами.

В рамках подготовки к работе над словарем Джонсон сформулировал «План словаря английского языка» (The Plan of a Dictionary of the English Language), завершенный труд снабдил предисловием, а также написал «Историю английского языка» (History of the English Language). Джонсон верил, что словарь позволит раскрыть «все богатство смыслов» языка, при этом в нем будут описаны «принципы науки», «удивительные факты», «законченные процессы», «поучительные наставления» и «красноречивые описания». Однако все это были лишь «мечты поэта, обреченного однажды проснуться лексикографом». Джонсон изучал трансформации языка со времен Филипа Сидни до периода Реставрации, поскольку с середины XVI до середины XVII века «нетронутые богатства английского языка» требовали особенно тщательного изучения и осмысления.

Джонсон на правах хозяина свободно и смело обращался с источниками; порой он цитировал их целиком, однако чаще урезал или сокращал. Так, он намеренно не цитировал Томаса Гоббса, поскольку считал его работы безнравственными; он часто обращался к поэзии Мильтона, хотя лишь раз привел цитату из его прозы, считая, что в этом жанре он слишком радикален и мятежен. Джонсон хотел, чтобы словарь имел не только моральную, но и дидактическую направленность; даже простейшие слова он снабжал религиозными или этическими комментариями. Так, давая определение слова «стол», Джонсон процитировал Джона Локка: «Дети за столом никогда ничего не просят, но довольствуются тем, что получили». Словарь стал практическим пособием по воспитанию нравственности. Джонсон был набожным и ортодоксальным членом англиканской общины, для которого слова служили фундаментом веры. Первый пример для глагола «учить» был взят им из Книги пророка Исаии и звучал так: «…и научит Он нас Своим путям, и будем ходить по стезям Его»[162].

В ходе исследования Джонсон находил такие слова, которые в более поздний период могли показаться грубыми или странными, однако в то время были частью разговорной речи. Так, в словаре мы встречаем слово «бузотер» (breedbate) – человек, разжигающий ссоры, «бронтология» (brontology) – наука, изучающая гром, «бруньон» (brunion) – фрукт, нечто среднее между сливой и персиком, «баб» (bub) – крепкий солодовый напиток, «плут» (bubbler) – мошенник, «сиськи» (bubby) – женская грудь и «мошна» (budget) – сумка. «Лежебокой» (bedpresser) называли грузного или ленивого человека, а «пенсион» (pension) означало «плату, которую получал госслужащий за измену своей стране».