Революция отвергает своих детей

Будущие мероприятия оккупационных властей в деталях еще не известны, однако можно с уверенностью предполагать, что, наряду с осуждением преступников войны, будут приняты какие‑то меры против монопольного капитализма, а также проведены земельная и школьная реформы. Следовало, при самом тщательном соблюдении предписаний союзников, активно включиться в эту работу и позаботиться о последовательном проведении реформ. Земельная реформа — одна из самых значительных задач, которые мы должны будем решать в Германии. Проведение ее, однако, можно начать самое раннее в начале 1946 года. Летом 1945 года нельзя производить никаких структурных изменений в сельском хозяйстве, так как это могло бы привести к серьезным перебоям в снабжении населения. Летом этого года нужно сделать все возможное, чтобы собрать урожай и предотвратить надвигающуюся угрозу голода.

Как только будут допущены немецкие политические организации, необходимо создать массовую антифашистско–демократическую организацию под названием «Блок боевой демократии».

Такова была политическая линия, объявленная нам на последнем курсе весной 1945 года перед нашим отъездом в Германию.

Меня в особенности заинтересовало, что в течение довольно долгого периода не предполагалось возрождать компартию Германии. В то время разговор шел только о «Блоке боевой демократии» — широкой антифашистско–демократической массовой организации. Но и эта мысль не застала нас врасплох.

В те времена в Москве очень мало можно было услышать и прочесть о коммунистических партиях в восточно–европейских странах, зато очень много — об антифашистских «блоках»: об «Отечественном фронте» в Болгарии, о «Национально–демократическом блоке» в Румынии, о «Национальном фронте» в Чехословакии и «Демократическом блоке» в Польше. Создание «Блока боевой демократии» для будущей послевоенной Германии казалось мне поэтому логическим развитием событий.

Одновременно наше внимание неизменно обращали на различие между Германией и другими, освобожденными от гитлеровской оккупации странами. В то время, как в других странах существовали сильные движения сопротивления, в Германии такого движения не было. Поэтому логика подсказывала, что политическое развитие в Германии будет, как мы тогда выражались, «хромать», коммунистическая партия в обозреваемый нами период не сможет заново организоваться и даже создание «Блока боевой демократии» — дело более позднего времени.

Различие между Германией и другими странами я ощутил особенно явно, когда я смотрел в те времена в Москве в кинотеатре «Новости дня» короткометражные фильмы об освобождении Софии, Бухареста и Праги. После них были показаны фильмы о взятии немецких городов. Разница действовала на зрителя поражающе — и это было сделано, несомненно, с умыслом. В Софии, Бухаресте и Праге видно было общее ликование, флаги, цветы; восторженные толпы людей приветственно махали красноармейцам и танцевали на улицах от радости. Видны были сцены братания между красноармейцами, партизанами и населением; счастье, радость, ликование. Затем показывали киножурнал о Германии. При просмотре его создавалось впечатление, что в Германии приходилось драться за каждый дом, все население поддерживало СС и не было ни одного противника Гитлера.

Казалось, директивы, которые мы получили весной 1945 года в Москве, логично и последовательно продолжали предыдущую политику. Тем сильнее, естественно, было мое удивление, когда лишь несколько недель спустя, в Берлине, проводились мероприятия, которые были прямо противоположны данным нам директивам.

Все чаще и чаще шли разговоры о возвращении и будущей работе в Германии. Подготовительные работы двигались ускоренными темпами. В самом Национальном комитете и в антифашистских школах составлялись меморандумы, главным образом, в области народного образования. Существовали даже уже законченные рукописи учебников истории, которые после победы над Гитлером предполагалось печатать в Германии.

Наступление шло безостановочно. Ежедневные сводки с фронта сообщали о занятии немецких городов, причем часто объявляли сначала древнеславянское, а потом уже немецкое название города. Это были дни, когда победные реляции, салюты и фейерверки над Москвой так быстро сменяли друг друга, что еженедельные наши комментарии совершенно не успевали охватывать всех событий.

Везде чувствовалась надежда на скорый конец войны. Для немецких эмигрантов это были дни надежды на скорое возвращение в Германию. Для более старшего поколения это означало возвращение на родину, которую они покинули 13 лет назад и которая, несмотря на прочтенные за это время книги и прослушанные доклады, все же оставалась в их воспоминаниях прежней Германией — периода до 1933 года. У нас, молодых, покинувших родину детьми, воспоминания поблекли. Предстоявшее возвращение было возвращением в страну, к которой мы принадлежали, но которая была для Нас чем‑то совершенно новым и незнакомым.

ПРОЩАЛЬНЫЙ ВЕЧЕР У ВИЛЬГЕЛЬМА ПИКА