Революция отвергает своих детей

Собрание продолжалось еще два часа. За это время Фриц Эрпенбек и я соображали, что нам следует предпринять, чтобы обеспечить ликвидацию русского самоуправления в Крейцберге.

Вечером в Брухмюле мы доложили обо всем виденном. Советский офицер связи, принимавший участие в совещании, делал у себя пометки. Он пообещал нам найти меры воздействия на коменданта. Но военный комендант Крейцберга продолжал упорствовать и не позволил вмешиваться в его дела даже Главному политуправлению, недостаточно еще сильному в те майские дни 1945 года.

Прошло несколько недель, прежде чем в Крейцберге было создано немецкое управление. Я не знаю, кому именно удалось расколоть твердый крейцберговский орешек. На примере Крейцберга я увидел бессилие комендантов перед массой буянящей и ушедшей из‑под всякого контроля пьяной солдатни, я увидел бессилие Главного политуправления как перед солдатской массой, так и перед самоуправством отдельных комендантов.

КОМЕНДАНТ–САМОЗВАНЕЦ — ШПАЛИНГЕР

Крейцберг был не единственным твердым орешком, который нам пришлось раскалывать. Еще больше нас взволновал другой случай. Случай, приводивший нас нередко в отчаяние, но порой вызывавший взрывы смеха. Назывался он — «дело Шпалингера».

«Дело Шпалингера» было вызвано забавным происшествием, разыгравшимся на второй день нашей работы в Берлине. Деловая обстановка вечернего совещания была неожиданно прервана сенсационным сообщением Ганса Мале. Вот его описание происшествия в Рейникендорфе.

— Вы можете себе представить — русские «освободили» сумасшедший дом в Рейникендорфе! Производя обход своего района, я случайно проходил мимо дома для умалишенных. У входа стояли советские солдаты, которые, открыв ворота, восторженно кричали сумасшедшим: «Гитлер капут, криг фертиг, ир фрей!» Сумасшедшие не двигались с места и мрачно на них смотрели. Когда солдатам это надоело, они вытолкали сумасшедших из помещения, заперли ворога и поставили караул. После обеда мне опять пришлось там проходить. Перед зданием стоял советский солдат с примкнутым штыком. Он был окружен сумасшедшими, которые в отчаянии кричали: «Пустите нас, мы хотим обратно!» И снова под восторженный клич: «Гитлер капут, вы свободны!» солдаты отгоняли их от входа.

Через несколько дней мы стали свидетелями крайне странного явления в разных районах Берлина. Нам неоднократно задавался один и тот же вопрос, получили ли мы приказ Шпалингера.

— Шпалинтер? Кто такой Шпалингер? — спрашивал Ульбрихт, получив новое донесение.

Имя Шпалингера, известное вначале только в северных районах города, через несколько дней облетело и остальные. О нем стали говорить в Трептоу, Рейникендорфе, Лихтенберге и даже в Целендорфе.

Мы стояли перед необъяснимой загадкой. Были рассмотрены все списки антифашистов, но имени Шпалингера так и не нашли. Старые члены партии получили распоряжение подумать, не встречалось ли им когда‑нибудь имя товарища Шпалингера, но никто ничего о нем припомнить не смог.

Ульбрихт дал нам следующую инструкцию:

— Когда разъедетесь завтра по районам, берите там на заметку все, касающееся Шпалингера, и если где‑либо о нем заговорят — постарайтесь отыскать концы.

На этот раз мне не повезло — до «моего» района слава Шпалингера еще не докатилась. Тем напряженней ждал я вечернего отчетного совещания.

— Ну, что же вы слышали о Шпалингере? — спросил нас Ульбрихт, когда мы заняли свои места.

— Очень странная история, — запинаясь начал рассказывать Гиптнер. — Когда я справлялся о нем, мне было сказано, что он комендант Берлина.

Не успел Гиптнер закончить, как со всех сторон зашумели:

— И мне тоже так говорили!

— И мне тоже!

Наш секретарь и русский офицер связи все это записывали. Мы были крайне озадачены — в чем же дело? Шпалингер — комендант Берлина? Но всем известно, что комендантом Берлина является генерал Берзарин. Нам ничего не оставалось, как искать дальше.

Теперь перед нами стояла двойная задача: формировать демократические управительные органы, да к тому же еще заниматься розысками «второго коменданта» Шпалингера.

На другой день дело Шпалингера приняло новый оборот. В некоторых районных управлениях появились отпечатанные приказы, в которых примерно говорилось следующее (я цитирую по памяти):