Революционерам. Антология позднего Троцкого

Но все же, если принимать слова Шахтмана за чистую монету, то выходит, что у него вопрос идет лишь о степени вырождения (чего? рабочего государства?), т.е. о количественных различиях в оценке. Допустим, что Шахтман точнее установил (где?) «степень», чем мы. Каким, однако, образом чисто количественные различия в оценке вырождения рабочего государства могут влиять на решение вопроса о защите СССР? Понять это совершенно невозможно. На самом деле Шахтман, верный эклектизму, т.е. себе самому, включил вопрос о «степени» только для того, чтоб попытаться сохранить равновесие между Эберном и Бернамом. Действительный спор ведется вовсе не о степени, которая определяется «реальностями живых событий» (какая точная, «научная», «конкретная», «экспериментальная» терминология!), а о том, перешли ли количественные изменения в качественные, т.е. остается ли СССР рабочим государством, хотя бы и переродившимся, или же превратился в новый тип эксплуататорского государства. На этот основной вопрос у Шахтмана ответа нет, и он не чувствует потребности в ответе. Его довод есть просто акустическое подражание словам Ленина, сказанным в другой связи, имевшим другое содержание и заключавшим в себе прямую ошибку. Ленин, в исправленной версии, говорит: «Данное государство – не просто рабочее государство, а рабочее государство с бюрократическим извращением». Шахтман говорит: «Данное государство – не просто переродившееся рабочее государство, а…» Дальше Шахтман ничего не говорит. И оратор, и слушатели остаются с открытыми ртами.

Что наша программа понимает под «переродившимся рабочим государством»? На этот вопрос она отвечает с той степенью конкретности, которая вполне достаточна для разрешения вопроса о защите СССР, именно: 1) те черты, которые являлись в 1920 году «бюрократическим извращением» советской системы, стали ныне самостоятельной бюрократической системой, пожравшей советы; 2) диктатура бюрократии, несовместимая с внутренними и международными задачами социализма, внесла и продолжает вносить глубокие извращения также и в экономику страны; 3) в основном, однако, система планового хозяйства на базисе государственных средств производства сохранилась и продолжает оставаться грандиозным завоеванием человечества. Поражение СССР в войне с империализмом означало бы ликвидацию не бюрократической диктатуры, а государственного планового хозяйства; расчленение страны на сферы влияния; новое упрочение империализма; новое ослабление мирового пролетариата.

Из того обстоятельства, что «бюрократическое извращение» выросло в систему бюрократического самодержавия, мы делаем тот вывод, что защита рабочих при помощи профессиональных союзов (подвергшихся тому же перерождению, что и государство) сейчас, в отличие от 1920 года, совершенно нереальна; необходимо низвержение бюрократии; задача эта осуществима лишь при создании нелегальной большевистской партии в СССР.

Из того обстоятельства, что перерождение политической системы еще не привело к разрушению планового государственного хозяйства, мы делаем тот вывод, что долгом мирового пролетариата остается защищать СССР от империализма и помогать советскому пролетариату в его борьбе против бюрократии.

Что же именно находит Шахтман в нашем определении СССР абстрактного? Какие конкретные дополнения он предлагает? Если диалектика учит, что «истина всегда конкретна», то этот закон относится также и к критике. Недостаточно назвать определение абстрактным. Надо указать, чего именно ему не хватает. Иначе сама критика становится бесплодной. Вместо того чтоб конкретизировать или заменить определение, которое он объявляет абстракцией, Шахтман ставит на его место дыру. Этого недостаточно. Дыру, хотя бы и претенциозную, надо признать худшей из всех абстракций: ее можно заполнить любым содержанием. Немудрено, если теоретическая дыра, заменяющая классовый анализ, порождает политику импрессионизма и авантюризма.

«Концентрированная экономика»

Шахтман цитирует далее слова Ленина «политика есть концентрированная экономика», и в этом смысле политика «не может иметь первенства над экономикой». Шахтман делает из слов Ленина тот нравоучительный вывод по моему адресу, что я-де интересуюсь только «экономикой» (национализованными средствами производства) и прохожу мимо «политики». Эта вторая попытка эксплуатировать Ленина не лучше первой. Ошибка Шахтмана имеет здесь поистине беспримерный характер! Ленин хочет сказать: когда экономические процессы, задачи, интересы получают сознательный и обобщенный («концентрированный») характер, они тем самым входят в область политики, образуя ее существо. В этом смысле политика как концентрированная экономика возвышается над повседневной, раздробленной, неосознанной, не обобщенной экономической действительностью.