Революционные народники. Книга для учащихся старших классов

«Вампир, обрекающий русский народ на неизбежное разорение, на неизбежное голодание, на неизбежные эпидемии, на страшную и медленную смерть, есть государственный строй Российской империи»

– подписался бы любой революционер России.

Однако любая постановка политических задач признавалось не только излишним, но и опасным для устоев народного (крестьянского) быта. Ведь в Европе падение монархий и установление буржуазных республик привело к усилению буржуазии. Она набирает вес и в России, и если не произойдет немедленного социального переворота, то капитализм деформирует, извратит и приспособит к своему развитию крестьянскую общину. При таком течении событий из-под ног народничества выбивалась его главная опора.

Вера в крестьянскую революцию как социалистическую требовала, чтобы народники отодвинули политику и шли «в народ». Они полагали, что освобождение общины неминуемо приведет к распространению общинных порядков: народ всем «миром» будет избирать старосту, решать важнейшие вопросы на общем сходе, совместно пользоваться землей, регулярно и справедливо распределять земли между общинниками. В этом народники уже видели залог социальной справедливости. Поэтому вопросы борьбы за политические права и свободы – свободу слова, совести, союзов, собраний, право избирать и быть избранными – как бы отпадали сами по себе и не рассматривались. Осознание необходимости политической борьбы придет к российским революционерам позже.

Пока же главным для «чайковцев» и родственных им кружков стал общий для Бакунина и Лаврова клич: «В народ!»

Движение «в народ» – явление уникальное не только для российского, но и для мирового революционного движения. Нравственный, в первую очередь, его характер подчеркивался и современниками событий, называвшими «хождение в народ» моментом «пробуждения человеческой совести» (П. Кропоткин), эпохой «лихорадочного желания позаботиться о благе ближнего» (С. Венгеров).

Движение началось с организации мастерских, где будущие участники «хождения» приобретали необходимую для жизни в деревне специальность: сапожника, столяра, слесаря и т.п. Детальное описание одной из таких мастерских, настроения работающей в ней молодежи оставил О. Аптекман.

«Небольшой деревянный флигель из 3 комнат с кухней на Выборгской стороне. Скудная мебель. Спартанские постели. Запах кожи, вара бьет в нос. Это сапожная мастерская. Трое молодых студентов сосредоточенно работают. Один особенно занят прилаживанием двойной толстой подметки к ботфортам. Под подошву надо спрятать паспорт и деньги – на всякий случай. У окна, согнувшись, вся ушла в работу молодая девушка. Она шьет сорочки, шаровары, кисеты для своих товарищей, собирающихся на днях идти в народ… Говорят мало, потому что некогда. Да и о чем разговаривать? Все уже решено, все ясно, как день. То же самое при встречах на улицах. Лаконичные вопросы: „Куда направляетесь? Куда едете?“… Крепкие рукопожатия и всякие благие пожелания».

Следующим моментом подготовки «хождения» была предварительная «разведка», проведенная ушедшими в деревню Кравчинским, Рогачевым, Перовской, Лукашевичем, Аитовым. Результаты «разведки» в основном обескураживали. Лукашевич и Аитов, пытавшиеся вести пропаганду во Владимирской губернии, столкнулись с тем, что крестьяне отнеслись к ним недоверчиво: отказывали в ночлеге, подозревали в воровстве. Лукашевич, проработавший несколько месяцев с плотницкой артелью на Оке, не заметил в результате своих разговоров с плотниками «никакого „шевеления“ их интеллекта».

Еще более яркую картину отношения крестьян с пропагандистами оставил С. Кравчинский.