Революционные народники. Книга для учащихся старших классов

В 37 губерниях было арестовано свыше полутора тысяч человек, и следствие по делу затянулось на три года. Все это время арестованные находились в нечеловеческих условиях одиночных казематов: к началу процесса насчитывалось 93 случая самоубийства, умопомешательства и смерти. На ведение следствия по делу пропагандистов негодовал даже отъявленный ретроград К.П. Победоносцев. Он писал, что жандармы

«повели это страшное дело по целой России, запутывали, раздували, разветвляли, нахватали по невежеству, по низкому усердию множество людей совершенно даром».

Но и после такого страшного провала работа «в народе» не прекратилась. В несколько иной форме ее продолжил кружок «москвичей». Ядром его стали «кавказцы» – грузинские студенты, еще в Цюрихе объединившиеся с кружком «фричей»[10] – русских студенток, которые, не имея возможности получить высшее образование в России, обучались в Швейцарии. Сблизили кружки и желание работать «на пользу», по их словам, общерусского революционного движения, и жаркие дискуссии по социальным вопросам, и споры между Лавровым и Бакуниным, в общем – вся атмосфера жизни революционной эмиграции.

Возвращению «фричей» в Москву способствовало само царское правительство. Боясь контактов молодежи с революционной эмиграцией, оно опубликовало сообщение, в котором заявило, что стремится удержать русских студенток от «ложного понимания назначения женщины в семье и обществе, увлечения модными идеями». Студенткам было велено прекратить до 1 января 1874 г. занятия в Цюрихском университете и политехникуме и вернуться в Россию. Вскоре в Москве появляются члены кружка «фричей»: В. Любатович, Б. Каминская, С. Бардина.

Еще раньше в Москву прибыли, однако, «кавказцы» и сразу окунулись в горячие дебаты. Дело в том, что опыт «хождения в народ» требовал создания сплоченной организации, но революционеры боялись образования централизованного общества, опасаясь повторения «нечаевщины», диктаторства. Один из руководителей «кавказцев» И. Джабадари вспоминал:

«Порицали борьбу врассыпную, признавали необходимость объединить деятельность, но не допускали централизации, боясь „генеральства“…; после нечаевского процесса это отрицательное отношение к руководству сверху доходило в молодежи до такой степени, что нередко каждый мало-мальски выдающийся своей организаторской деятельностью… обвинялся… в желании захватить в свои руки все».

«Кавказцы», «фричи» и существовавшие в Москве революционные группы объединялись в единую организацию «москвичей». Они постарались использовать опыт предшествующего движения, для чего консультировались с ходившими в народ Д. Клеменцем, С. Кравчинским, Н. Морозовым, Н. Саблиным.

Неудачу «хождения в народ» «москвичи» объясняли неорганизованностью пропагандистов и неразвитостью крестьян. Поэтому решено было попытаться начать с пропаганды среди рабочих.

Обращение социально-революционной организации к рабочим вовсе не означало отказа ее членов от основных догм народнической теории – веры в социалистическую природу крестьянской общины, ее революционные возможности. «Москвичи» не видели в рабочих самостоятельной силы, рассчитывали на них лишь как на умелых, пользующихся доверием крестьян пропагандистов.

Было решено, как свидетельствует Джабадари,

«сплотить в одну организацию интеллигенцию и рабочих вместе; до сих пор все организации и организованные кружки были исключительно интеллигентские, теперь хотелось поставить революционное дело на более широкую, чисто народную почву».

Идея создания такой организации была разработана еще в «Исторических письмах» Лаврова. Но в практике движения никто до «москвичей» не пытался претворить ее в жизнь. В уставе этой организации впервые записано:

«В состав управления должны всегда входить члены как из интеллигенции, так и из рабочих».