Побег состоялся на следующий день. План его был изложен в крошечной шифрованной записке, переданной Петру Алексеевичу в часах. Все получилось как по-писаному. Когда Кропоткина вывели на прогулку, ворота госпиталя оказались распахнутыми, а в домике, снятом революционерами, скрипка лихо выводила мазурку. Неторопливо приблизившись к воротам, Кропоткин заученным движением скинул арестантский халат и бросился бежать. Крестьяне, привезшие в госпиталь дрова и укладывавшие их в поленницы, закричали. Часовой и трое солдат бросились за беглецом. Товарищи позже рассказывали Кропоткину, что самыми напряженными были те мгновения, когда часовой несколько раз пробовал ударить заключенного штыком, но каждый раз не доставал беглеца. Петр Алексеевич выглядел настолько слабым, что часовой так в него ни разу и не выстрелил. Ему казалось, что он вот-вот догонит арестанта.
Выбежав за ворота, Кропоткин на мгновенье замешкался, увидев в пролетке человека в военной фуражке[18]
, однако он тут же узнал в нем своего друга О.Э. Веймара. Знаменитый призовой рысак Варвар[19] помчался галопом. А на козлах, правя рысаком, сидел Марк Натансон. В этом побеге, ставшем известным всей России, – много от характера Кропоткина. Решительность и осторожность, пунктуальность и импровизация, смелость и полное отсутствие лихачества, совершение немыслимого и ироничный, по-научному суховатый рассказ об этом немыслимом…Обидно, что вынужденный отъезд Петра Алексеевича за границу пришелся на 1876 г. – самое начало перемен в российском революционном движении. За рубежом он не понял и не принял перехода народников к политической борьбе, обрекая себя тем самым на одиночество и обидную «ненужность».
Нет, Кропоткин оставался Кропоткиным – идеологом, лидером, вождем. Но вождем движения, которое в начале XX в. стало тормозом на пути подлинной революционной теории и практики.
Когда в феврале 1921 г. его хоронили в Москве, за гробом шли тысячи людей. Богатая, благородная личность – большая редкость, и люди всегда умеют оценить ее по достоинству.
Глава IV.
Организация «Земля и воля»
(1876 – 1879)
Гибнут люди, но идея бессмертна.
Организованность и централизация – эти темы становятся главными для революционной молодежи в 1875 г. В начале лета этого года в Москве состоялся съезд представителей народнических кружков, который подвел итоги «хождения в народ». Среди его участников проводилась своеобразная анкета, вопросы которой весьма показательны. Важнейшие из них: каким должно быть содержание пропаганды; как относиться к стачкам и бунтам; вести ли пропаганду в войсках; каковы недостатки в устройстве революционных организаций; могут ли цели социалистической партии осуществиться сразу после переворота; если же нет, то каковы должны быть ближайшие требования революционеров.
Перечень вопросов свидетельствует о том, что к 1875 г. у революционеров России стали вызывать сомнения многие положения теории бакунизма. В то же время вопросы анкеты говорят о конкретных выводах, сделанных из «хождения в народ» его участниками. Крестьяне оказались совершенно невосприимчивы к пропаганде отвлеченных социалистических идей. Плеханов вспоминал, что легче было восстановить крестьянина против царя, чем убедить его в том, что не надо частной собственности. Совершенно не годился и язык пропаганды, которому следовало стать более простым, доходчивым, народным. С учетом новых требований предстояло написать и издать пропагандистскую литературу, что требовало заведения своей, подпольной типографии. По мнению участников съезда, успеху «хождения в народ» помешало отсутствие единого центра, а также элементарной дисциплины и конспирации среди революционеров. Наконец, не оправдал себя и метод «летучей» пропаганды.
В 1876 г. в Петербурге было положено начало новой организации, получившей название «Земля и воля», в память о «Земле и воле» 60-х гг. У ее истоков стояли М. Натансон, Ал. Михайлов, Г. Плеханов, О. Аптекман, В. Осинский. В 1878 г. к обществу присоединились С. Кравчинский, Н. Морозов, М. Фроленко, С. Перовская, В. Фигнер, А. Желябов, Л. Тихомиров, Я. Стефанович и другие.
Землевольцы подробно проанализировали и правильно оценили фактическую сторону «хождения в народ». Но причины случившегося ими поняты не были. Да и не могли народники в середине 70-х гг. понять, что крестьянство нереволюционно. Их представления о нем исходили от феодальных времен, когда крестьянство выступало как единый класс. С другой стороны, трудно было пока возлагать основные надежды на пролетариат, поскольку его как серьезной силы в России еще не существовало.